Снайпер думал о тайном своем,
и, податлив к весны обаянью,
слушал музыку, что на баяне,
бесшабашно, на весь окоём,
исполнял полупьяный объект,
задолжавший немеряно денег,
их истратив на водку и девок,
он, с прибором на весь этот свет,
положил, и забил, нараспашку
перед смертью все окна открыв,
свой наяривал дивный мотив,
записав на смешную бумажку,
что давно убежавшей жене
и гулящей озлобленной дочке,
до предела дошедшей, до точки,
оставляет в наследство он не
бабки, блин, а баян, и мишенью
он торчал, умещаясь в прицел,
ненадолго живехонек, цел,
красен, весел, готов к завершенью
этой жизни, но пуля в стволе,
отказавшись лететь, неумело
покатилась туда, где звенела
эта музыка навеселе…

Плакал снайпер, по крыше скользя.
Понимал он, что нынче – нельзя!