Известный русский краевед Иван Егорьевич Пьянь-Шаньский знаменит тем, что первый изобрел расческу. До него были только гребни. Произошло сие так.
Как-то раз, совершая очередной переход по маршруту Санкт-Петербург – Сибирь, именно там правительство просило его пробыть не менее пяти лет в каменоломенных районах за растрату денег географического общества, Иван Егорьевич обнаружил, что ему нечем расчесать волоса. Он обратился с соответствующей просьбой к сопровождавшим его вооруженным людям, а те подняли его на смех. Тогда путешественник вынул из сапога селёдку, съел оную, а хребтиной расчесал волоса и бороду. Так появилась расческа. Часть ученых нашего времени полагает, что в этот же момент гениальный Пьянь-Шаньский случайно изобрел и гель для укладки волос на основе рыбьего жира.
* * *
Граф Мышки-Нарышкин слыл повсеместно человеком кротким и богобоязненным. И вот как-то раз княжна Вера Шалавская, племянница Польского короля Вшыцлава Неразборчивого, женщина ветреная и даже местами распутная, передала Мышкину-Нарышкину тайную записку весьма пикантного содержания: «Милый граф, мой муж Леопольд теперь в отъезде по государевым делам. Умоляю спасите от хандры до двенадцати пополуночи!»
Прочитал граф сие и только головой покачал, насупив усы. А когда муж княжны вернулся, записку отдал ему и устыдил прилюдно за невнимание к супруге.
Через неделю, совершая ночной моцион, граф повстречал Шалавскую и спросил участливо.
- Ну что, матушка, не отпустила ли хандра?
- Шпасибо граф, Вы такой дуфка. – Ответила та прикрывая индийским веером свежую щель промеж зубов…
* * *
Благороднейший Герман Артемьевич Заплевако проиграл однажды в карты полковнику Пульке все деньги, имущество, да ещё и должен остался. В страшном душевном смятении решил он свести счеты с жизнью и для сих целей попросил у Пульки пистолет. Однако просто застрелиться Герман Артемьевич счел для себя недостаточным наказанием. Посему застрелил он жену и всех её родственников, чтобы умереть от тоски по ним в ужасных муках тонкой натуры. Так оно и случилось!
Буквально уже через двадцать три года Герман Артемьевич, возвращаясь из Благородного Собрания, захлебнулся в выгребной яме, упав туда, будучи алкогольно пьян.
* * *
Русский помещик Мефодий Ионович Десятипалов слыл по всему миру исключительно прогрессивным человеком. Так, уже в ХVIII веке он организовал в своем имении Дядькино – Тётково Академический Камерный Театр (АКТ), в котором играли порнографические пиесы.
Мефодий Ионович завсегда сидел на репетициях в первом ряду и восклицал сурово и грозно: «Ох, препохабно! Ох, непотребно, ай, вельми паскудно сие!!!» Позже однако добавлял гордо: «Но не след нам от Европ отставать, ибо Руси в авангарде идти должно!»
Крепостные же актёры обожали своё искусство и барина.
* * *
«Шампанское по утрам пьют либо аристократы, либо дегенераты!» - Говаривал внучатый племянник графа Бабловского Иннокентий Чутко-Ярый, наполняя поутру свой бокал шампанским вином и приготовляя бутерброду с куриным помётом.
* * *
Маркиз Жак Жук был известен в столичных салонах как человек крайне рассеянный в азартных играх. То, бывало, короля девяткой кроет, то не заметит, как туз ему в рукав провалился, а то и вовсе уронит карту под стол, да и забудет о ней.
И вот как-то раз полковник Пульке, синьор Козырьяни и юный конезаводчик Юрий Долготелый решили разыграть маркиза. Сдали ему восемь тузов пиковой масти, еще четырех в прикуп положили, да пики козырями и назначили. Жак Жук, разумеется, ничего не заметил, и вообще страстно, азартно играл, кипятился. Ну и выиграл в тот вечер около миллиона ассигнациями. А заговорщики заранее к каждому рублю по три нолика пририсовали и отдают деньги маркизу, а сами переглядываются и локтями друг друга пихают, мол, провели и здесь обормота парижского. Но не тут-то было! Как заорет Жак: «Сие рупиль, а не тыщица!!! Ви хотеть меня надувать! Сес террибль! Мерд!» И за канделябр схватился. Не пристрели его тогда полковник Пульке, скандал был бы на весь Петербург!
* * *
Великосветский лев, красавец и бретёр, князь Леонид Тараканьев был хоть и безумно храбр, но крайне суеверен. Поэтому, когда он разбил о голову жены трёхпудовое зеркало, выписанное специально для нее же из самого Амстердама, князь сразу впал в беспокойство и уныние. Все случилось, как он и предполагал, крайне скверно.
Уже на похоронах он печально брёл по кладбищу и внимательно глядел под ноги, чтобы не оступиться, ибо сие дурной знак. Тут к нему подошла фрейлина её величества мадам Дэ`Строффик: «Мосье, же но компри, я не понимай, почему нет оркестро? Поркуа? Где музик печаль, музик трауре?»
Князь же сплюнул через левое плечо и пробормотал себе под нос: «Не буди лихо, пока оно тихо…» После чего опасливо покосился на гроб с телом жены.
* * *
Вдовый князь Евгений Филиппович Ко’зел изволил происходить из очень древнего и знатного рода. Говорят, ещё в древней Византии его фамилию часто поминали, и она пользовалась несомненным уважением и авторитетом. Однако Евгений Филиппович наравне с тем был крайне небогат, и, бывало, ел тюрю на обед и ужин. Поэтому, чтобы породниться со столь значимой аристократией, в невесты ему старались устроить очень богатые, но незнатные и незаметные Романовы-Рюриковичи. Приданого шло 6 деревень более, чем с 10 000 душ одних мужиков, дом на Клязьме и 500 тысяч золотом.
- Настенька, - спрашивал князь невесту. - Да любите ли Вы хоть меня?
- Ах, князь, - отвечала расстроенная, как все девушки перед свадьбой, Романова-Рюрик, - Что такое любовь? Она так зла…
И князь нежно и трогательно бодал возлюбленную в плечо…
|
