Мой сирый мир полнощных бдений:
поземок смех да храп кобыл,
со мной в санях толпа видений
гудит:"Не человек я – был..."

Полынный дол расшит скитами.
(Бедна без льна и ситца ночь!)
Заставит Круг Мирских Скитаний
и на язык проситься ночь.

Затем и я, и дух мой шепчем:
"Non omo", – если унесен
ты в эти дебри, пой в прошедшем,
толпе видений в унисон.

Затем, поладив с безголосьем,
(назло грядущей тишине ль?)
дол подвывать спешит полозьям,
а я – закутаться в шинель...

Да, копошиться в том ноктюрне,
что в куче старого тряпья,
и чем сердца миниатюрней,
тем ближе Время воробья.

Тем лже-покой отобразимей,
любой и бог себе, и черт –
все учтено зимой-разиней,
и только я не взят в расчет.


Пусть остывает хрип в гортани, –
ветрил не ведал мой Арго, –
я знаю, Круг Мирских Скитаний
тоскливей девяти кругов.

Скиты, пелёны из полыни,
ночной ноктюрн из-под полы...
Во Время воробья малы мы
и вы.., и вы, увы, малы.

Мой серый час-воробушек,
Мой верный малый птах,
У края бездны-проруби
Не ощущаешь страх.

И пёрышки, и крылышки:
Мундиры для полка,
И нежным шёлком вышиты
В полёте облака.

Мой серый миг-воробушек,
Печаль моя и боль!
Давай ещё попробуем
Девятый круг с тобой!

И петелькою клювика,
От Нестерова раж,
Спой мне куплетик новенький,
Идя на абордаж.

Что мне часы все звёздные,
Что годы налегке?
Дороже ты, опознанный
Синицею в руке...