Страшноватый, кривоватый, он ходил: «Точу ножи!»
Голос тихий, как из ваты, как из каменной души.
Мы дразнили инвалида, рожи корчили вдали,
И швырял он, злясь для вида, мерзлые комки земли.
Шляпу надевал из фетра, улыбался криво нам,
Молча раздавал конфеты осторожным пацанам.
А под вечер, водки выпив, не сдержав тяжелый вздох,
Он кричал болотной выпью: «Швайне, ахтунг, хенде хох!»
Бормотал, дурной и жалкий, про войну, про спецотдел,
Как боялся, как сражался, как десятку отсидел.
С воем задирал штанину, и совал протез в глаза,
И стекала по щетине бесполезная слеза.
...Утро стыло в переулке, и не видело ни зги.
За окном, в пространстве гулком, слышались его шаги.
Между нами тьма такая... Через время, через жизнь
Слышу голос полицая: «Подходи, точу ножи!»

не закончила мысль) читается на одном дыхании как не про полицая а скажем, нашего, несправедливо посаженного после войны побывавшего в плену, а потом бац - и полицай.. оказывается. а он уже по стихотворению возбудил жалость. начинает не вязаться с ощущениями и опять кажется что тема нераскрыта, потому что втиснута в такое маленькое стихотворение из-за каких-то правил или рамок стихосложения, а их не надо кажется вообще... такие дела!!