Из полудрёмы, полуяви –
всё непридуманные сны:
смешался с запахом сосны
бордовый запах «Саперави».
Вот дверь захлопнулась. Ушли
друзья и прочие скитальцы,
в глазок, оттаявший под пальцем,
взглянуть… А впрочем, стоит ли?
Звезда в пыли, две дохлых кильки,
и кто-то был убит с утра…
Сползает чёрная дыра
на уцелевший томик Рильке.
Трещит листами манускрипт,
с огнём сражаясь неумело,
сгорела заповедь, сгорела,
и сколько их еще сгорит.
Часы с минутами крест-накрест,
закрылось время изнутри,
а на обоях у двери
моей страны безумной адрес.
Скрипит, развозит лифта клеть
раскольниковых с топорами,
горячим лбом к холодной раме –
не знать, не слышать, не смотреть.
Дымком последней сигареты
реальность выскользнула в дверь,
сквозняк, наверно… Что теперь
удержит нас на водах Леты?

Очень интересное стихотворение. Стала разбираться во "вкусе и цвете" которые оно оставляет. Удивительно много отрицаний, даже в названии стоит слово с частицей "не". И, не знаю даже как точно сказать, много разрушений, смерти, окончательных действий. Дверь захлопнулась, гости ушли, сигарета последняя. Дохлые кильки перекликаются с кем-то убитым. Заповедь сгорела, часы забиты крест-накрест (так окна в брошенных домах раньше забивали). И в завершающем аккорде вплыла Лета.