СВОДОНЕБ

*****
Когда мне было два года, каждое утро меня сдавали в детские ясли.
Ясный солнечный день, мы на прогулке во дворе. Чуть в стороне от песочницы стул, на стуле огромная (или так казалось?) воспитательница, а, может быть, нянечка в белом халате. Она сидит, расставив ноги, на коленях у нее поднос, на подносе бутылка с рыбьим жиром и тарелка с крохотными подсоленными кубиками черного хлеба. Мы гуськом тянемся к ней, послушно открываем рты, в которые суется ложка с рыбьим жиром и следом заталкивается кусочек хлеба. "Только попробуй выплюнуть!" - напутствует она каждого. Все боятся, и, давясь и плача, глотают.
"Тихий" час. Мы лежим на кроватях, честно пытаясь заснуть. Лежать можно только на спине, ноги вытянуть, руки поверх одеяла. Спать не хочется. Воспитательница злится, ей пора, может быть, чай пить, может быть, еще что-то. Она подходит к тем, у кого никак не закрываются глаза, и ко мне в том числе, и очень тихо с угрозой говорит, что сейчас положит на ресницы какую-то незаметную ниточку, и если я открою глаза, то она сразу об этом узнает. Замерев от ужаса, я зажмуриваюсь и изо всех сил стараюсь удержать непослушные веки. Через кровать от меня тихо плачет какая-то девочка, она хотела на горшок, но глаза открывать нельзя, и вставать, естественно, тоже нельзя, и она описалась. Я тоже хочу на горшок, но ниточка...
Так я возненавидела дисциплину и строй в любом виде. И никогда не сплю на спине.
Из детского садика забирает меня папа. Папа самый большой, самый красивый, самый веселый и самый добрый. А ещё он умнее всех на свете. Он приезжает на велосипеде, сажает меня перед собой и мы уезжаем в другой мир навсегда, до следующего утра. В нашем с папой мире солнце, бегущее за нами между желтых сосен, ветер, земляника на полянке, рыжий хвост мельнул по стволу, смотри, смотри - белка! Колеса подпрыгивают на выступающих корнях, замшевая тропинка убегает вперед, держи руль вот здесь... Солнце теплое, земляника сладкая и еще я помогаю папе ехать на велосипеде. Этот мир в папиных руках и я здесь главная.
Так я полюбила солнце.
Мне пять лет. Я часто болею, меня ведут в больницу. Нет, я не хочу! я не пойду! Не бойся, доктор просто послушает тебя... Я верю. В больнице я послушно раздеваюсь и только недоумеваю, для чего надо надевать пижаму? Мама целует меня и... они уходят. И они не берут меня! они меня не зовут! они меня оставили... Медсестра отводит меня в палату, я сажусь на кровать и захлебываюсь обидой. Конечно, я здесь умру, обязательно умру! Я представляю, как это лучше сделать, чтобы им было больнее. Всласть насладившись жалостью к себе и картинами их горя, я выхожу в коридор и иду осваивать новый мир.
Так началось создание моего собственного самостоятельного мира, в котором я была одна.
8 лет. Застава. Вечером в клубе кино - "Любовь Яровая". Превосхожу самое себя в примерности поведения - чтобы разрешили пойти, уверена, что "яровая" - это неведомая мне некая взрослая разновидность любви, это необходимо срочно узнать. Оказалось - просто фамилия. Не досмотрев, ухожу домой читать про шпионов.
Так я в первый раз разочаровалась в любви.
По ночам горы наполняются женским плачем. Это воют шакалы. Никогда больше такого слышала. Папы нет дома, что-то случилось на границе. Мама кружит возле телефона и плачет. Телефон - пластмассовый прямоугольный ящичек с рукояткой на боку. Дежурный никогда не ругается за то, что я кручу ручку, потом что мне нравится этот звук. Если бы мама заснула, я позвонила бы и, конечно, мне дежурный сразу бы всё рассказал, и где папа, и когда он вернётся. А маме он не расскажет, потому что она женщина и не умеет хранить тайну.
Так я решила для себя, что никогда не буду взрослой женщиной.
Школа была далеко от заставы, идти надо было через селение, по узкой немощеной улочке между высокими глухими дувалами. Из дувалов в спину летели камни. "Урус, урус!" - кричали мальчишки и бросались грязью. Никогда не оборачивалась и никогда не бежала. Когда камень попадал в меня, было очень больно. Но ещё больше - обидно, я не понимала за что. Привычка идти со сведенными лопатками, задрав голову и взгляд только вперед - сохранилась на долгие годы, "походка королевы" - услышала я однажды со стороны. Потом жизнь меня удолбала, изменилась походка, и я стала все-таки взрослой женщиной.