Конституция СВОДОНЕБ СВОДОНЕБ
крайняя_колонка_бугага

Авторы
Тексты
Комментарии

Вернуться к списку:

Автору:

Сейчас по Гринвичу:
2024-12-06 18:14:13
На сайте:

Недавно посетили:

Сейчас
в Чухломе и Кологриве:

В Яунпиебалге и Бобруйске:

В Акюрейри и Уагадугу:


крайняя_колонка



Д. И. Писарев. Пушкин и Белинский.
Hhhhhh Слишком двадцать лет тому назад, именно в 1844 году, была напечатана в "Отечественных Записках" пятая статья Белинского о Пушкине. <…>В этой статье Белинского встречаются более или менее определенные намеки на все те идеи, которыми живет наша теперешняя реальная критика. В этой же самой статье Белинский предается самым необузданным эстетическим восторгам. Читая внимательно эту статью, мы видим, как эстетик борется в Белинском с общественным деятелем, и предчувствуем, что победа непременно должна склониться на сторону последнего. <…>
Hhhhhh "Гёте где-то сказал: "какого читателя желаю я?-- Такого, который бы меня, себя и целый мир забыл и жил бы только в книге моей". Некоторые немецкие аристархи оперлись на это выражение великого поэта, как на основной краеугольный камень эстетической критики. И однако ж односторонность гётевой мысли очевидна. Подобное требование очень выгодно для всякого поэта, не только великого, но и маленького; приняв его на веру и безусловно, критика только и делала бы, что кланялась в пояс то тому, то другому поэту, ибо так как все имеет свою причину и основание -- даже эгоизм, дурное направление, самое невежество поэта, то, если критик будет смотреть на произведение поэта без всякого отношения к его личности, забыв о самом себе и целом мире,-- естественно, что творения этого поэта, будь они только ознаменованы большей или меньшей степенью таланта, явятся непогрешительными и достойными безусловной похвалы".
Hhhhhh Из приведенных слов читатель видит, что у Гёте была губа не дура и что он придумал очень верное средство затушевать слабые стороны своей поэтической деятельности. Чистые эстетики приняли искусную выдумку Гёте за святую истину, но Белинский оказался гораздо проницательнее немецких аристархов и таким образом внес в критику элемент, совершенно враждебный эстетике. В словах Белинского мы видим ясное выражение той идеи, что поэтический талант один сам по себе еще не дает поэту права пользоваться уважением и сочувствием современников и потомства. Белинский относится очень сурово к невежеству поэта, к дурному направлению и к эгоизму. Слово эгоизм, конечно, употреблено неправильно; но так как этим словом Белинский, очевидно, хочет обозначить узость ума и мелкость чувства, то с его идеей мы можем совершенно согласиться. <…>
Hhhhhh Основная тенденция всей критической школы Белинского, продолжающей действовать и развиваться до настоящей минуты, выражается совершенно ясно и отчетливо в тех двух положениях, что искусство, не должно быть целью самому себе и что жизнь выше искусства.<…>
Hhhhhh Если высказанная мысль действительно велика и плодотворна, то на ее последовательное проведение могут потратиться силы нескольких поколений. Эта завидная участь выпала на долю мыслям Белинского. В продолжение двадцати лет лучшие люди русской литературы развивают его мысли и впереди еще не видно конца этой работе. Та тесная родственная связь, которая, несомненно, существует между Белинским и теперешними реалистами, доказывает, с одной стороны, умственное величие нашего общего учителя, а с другой стороны -- то обстоятельство, что так называемый нигилизм есть дитя нашего времени, имеющее своих законных и весьма почтенных родителей в прошедшем периоде нашей умственной жизни. <…>
Hhhhhh Здесь Белинский, очевидно, платит очень богатую дань тому эстетическому мистицизму, который проводит резкую разделительную черту между поэтами и простыми смертными. Поэтом надо родиться, поэт -- высшая натура, на его высоком челе горит печать его высокого призвания, процесс творчества составляет непостижимую тайну,-- все эти глупые фразы принимаются эстетиками за чистую монету, и даже острый ум Белинского не всегда умеет устоять против одуряющей атмосферы подобных фраз. Поэты, разумеется, очень рады производить себя в полубоги и, видя, что им верят на слово, интересничают и шарлатанят без зазрения совести. Большая часть их времени и их умственных сил уходит на делишки, на картишки, на интрижки, а между тем они стараются уверить и себя и других, что постоянно созерцают духовными очами высокие идеи или прекрасные образы. Ни дать ни взять, тот Александр Иванович, который навязывает Зюзюшке бумажку на хвост, а между тем при появлении приятеля тотчас принимает удрученный вид, свойственный ревностному администратору, преобразовавшему целый департамент. Шарлатанство поэтов проявляется особенно ярко в том высоком и туманном слоге, которым они любят говорить о таинственном процессе творчества. Один уверяет, что он, как бог, ходит по чертогам Зевса; другой заявляет, что его сердце не полый мускул, а родник, и что его стихи не рифмованные строчки, а волна. Третий объясняет, что юная Татьяна и с нею Онегин являлись ему в смутном сне и что он неясно, различал даль свободного романа сквозь магический кристалл. Наслушается добродушный и доверчивый человек этих удивительных речей, от которых уши вянут, наслушается и поневоле погрузится в недоумение. Ведь вот, подумает он, я тоже размышляю, тоже увлекаюсь моими мыслями, их тоже излагаю иногда на бумаге, а между тем со мною никогда не происходит ничего такого, что привело бы мне в голову чертоги Зевса, или сердце, выпускающее из себя рифмованную волну, или магический кристалл, заключающий в себе даль свободного романа. Не может же быть, чтобы все эти стихотворцы говорили чистую и ни на чем неоснованную ложь; надо, стало быть, полагать, что в их нервной системе действительно происходят какие-то такие эволюции, которых я не испытываю и неспособен испытать. Значит, они -- высшие натуры, а я -- низшая или обыкновенная натура. И рождается таким образом, благодаря отъявленному шарлатанству одних и трогательной доверчивости других, тот эстетический мистицизм, которым глубоко заражен Белинский <…>
Hhhhhh Белинский говорит: "У того, кто не поэт по натуре, пусть придуманная им мысль будет глубока, истинна, даже свята,-- произведение все-таки выйдет мелочное, ложное, фальшивое, уродливое, мертвое и никого не убедит оно, а скорее разочарует каждого в выраженной им мысли, несмотря на всю ее правдивость".-- Любопытно было бы узнать, что сказал бы Белинский, если бы ему пришлось прочитать роман "Что делать?". Сказал ли бы он об этом романе, что он --произведение мелочное, ложное, фальшивое, уродливое, мертвое? Если бы даже, паче чаяния, Белинский решился произнести над ним этот приговор, то во всяком случае он не имел бы никакой возможности сказать, что этот роман никого не убедил и всех разочаровал. Тут сама жизнь опровергнула бы суждение Белинского. Всем друзьям и врагам этого романа одинаково известно, что он произвел на читающее общество такое глубокое впечатление, какого не производило до сих пор ни одно творение патентованных поэтов. Но неужели же мы, на основании этого глубокого впечатления, должны будем сказать, что автор этого романа -- поэт по натуре и по призванию? Если Чернышевский, трезвейший из трезвых мыслителей, окажется поэтом по натуре и по призванию, то тогда надо будет признать поэтами всех умных людей без исключения.-- Значит, толпа, над которою смеется Белинский, совершенно права, когда она требует от поэта, чтобы он придумывал ей мысль получше и потом обделывал эту мысль в какой-нибудь вымысел, словно брильянт в золото.
Hhhhhh Белинский поясняет далее, что настоящий поэт является страстно влюбленным в идею, страстно проникнутым ею и что он созерцает ее не разумом,нге рассудком, не чувством, но всею полнотою и целостью своего нравственного бытия.-- Все это очень хорошо, но эти страстные отношения к идее вовсе не составляют исключительной особенности поэта. Все великие дела, совершенные замечательными людьми, были совершены именно посредством страсти. Разве Колумб не был страстно влюблен в свою идею, ради которой он, человек очень гордый и самостоятельный, таскался в продолжение восемнадцати лет, в качестве смиренного и убогого просителя, по прихожим разных португальских и испанских вельмож?<…>
Hhhhhh Таким образом мы видим, что способность влюбляться в идею никак не должна считаться исключительною привилегиею художников. Эта способность составляет тот священный огонь, без которого вообще невозможен и немыслим сознательный прогресс человечества. Этою способностью в гораздо сильнейшей степени, чем художники, обладают те люди, которых мы привыкли называть холодными и положительными прозаиками, спокойными, суровыми и черствыми деятелями жизни или науки. Вильгельм Оранский, освободитель Нидерландов, Фердинанд Магеллан, съевший вместе с своим экипажем всех мышей и все кожаные вещи своего корабля для того, чтобы довести до конца свое кругосветное плавание, Джон Лильберн, боровшийся в течение всей своей жизни, словом и пером, сначала с самовластием Карла I, а потом с самовластием Кромвеля, - все эти люди, разумеется, любили идею гораздо страстнее, чем умели любить ее те господа, которые из любви к ней писали приятные стихи или потрясательные драмы. Если деятели науки и жизни не пишут стихов и драм, то, разумеется, это происходит не оттого, что у них не хватает ума, и не оттого, что в них слаба любовь к идее, а, напротив, именно оттого, что размеры их ума и сила их любви не позволяют им удовлетворяться создаванием красивых беллетристических произведений. Эти люди тоже поэты, но их поэмами оказываются их великие дела, которые, разумеется, не только полезнее, но даже грандиознее всевозможных илиад и всевозможных шекспировских драм. И различие между поэтами и не-поэтами, которое хотят установить эстетики и вместе с ними полуэстетик Белинский, оказывается пустым оптическим обманом. <…>
Hhhhhh Было бы очень неосновательно думать, что это сопоставление Пушкина с тузами поэзии было сделано нечаянно или что Белинский сам не предвидев тех опасных последствий, которые может повести за собою для литературной славы Пушкина это коварное сопоставление. Белинский на каждой странице своих статей наносит Пушкину жестокие удары, которые проходили и до сих пор проходят незамеченными только потому, что они облечены в чрезвычайно почтительную форму и сопровождаются самыми глубокими реверансами. "И так как его назначение,-- говорит Белинский о Пушкине,-- было завоевать, усвоить навсегда русской земле поэзию, как искусство, так чтоб русская поэзия имела потом возможность быть выражением всякого направления, всякого созерцания, не боясь перестать быть поэзией и перейти в рифмованную прозу, - то естественно, что Пушкин должен был явиться исключительно художником". - Соскоблите с этой фразы шелуху гегелизма и переведите ее с высокого эстетического языка на общепонятный русский язык, и знаете ли, что вы получите? - Получите вы то, что я сказал о Пушкине в третьей части "Реалистов", а именно то, что Пушкин просто великий стилист и что усовершенствование русского стиха составляет его единственную заслугу перед лицом русского общества и русской литературы, если только это усовершенствование, действительно, можно назвать заслугою. <…>
Hhhhhh Если жизнью всякой истинной поэзии сделалось страстное мышление, полное вражды и любви, то, очевидно, поэзия Пушкина - уже не поэзия, а только археологический образчик того, что считалось поэзиею в старые годы. Место Пушкина - не на письменном столе современного работника, а в пыльном кабинете антиквария, рядом с заржавленными латами и с изломанными аркебузами. Белинский осмеливается высказать даже и эту печальную истину. "Каждый умный человек,-- говорит он,-- вправе требовать, чтоб поэзия поэта или давала ему ответы на вопросы времени или, по крайней мере, исполнена была скорбью этих тяжелых, неразрешимых вопросов.-- Кто поёт про себя и для себя, презирая толпу, тот рискует быть единственным читателем своих произведений". Ага! какой пассаж! И все это с глубокими реверансами и с неизменною ласковостью голоса! Видите, какой пакостный озорник этот Белинский и какие он произносит дерзкие и зловещие пророчества! <…>
Hhhhhh Пушкин неоднократно выражал свой взгляд на призвание поэта. Поэт разговаривает с книгопродавцем, потом с чернью, потом с другом и во всех этих разговорах выказывает много самых диковинных штук, имеющих претензию быть мыслями. Кроме того, Пушкин не раз обращается к поэту со стороны и усматривает в нем то орла, то эхо, то жреца. Видно, что Пушкину было очень приятно позировать перед зеркалом и примеривать на себе разные риторические наряды. Так как эти беседы с поэтом и о поэте, то есть с собою и о себе, составляют все-таки самую глубокомысленную часть Пушкинской лирики, то я разберу эти беседы одну за другою в хронологическом порядке. В стихотворениях 1824 г. находится "Разговор книгопродавца с поэтом". Книгопродавцу желательно купить у поэта его произведение, а поэту по всей вероятности желательно взять за это произведение как можно дороже. Желания обеих заинтересованных сторон одинаково естественны и законны, и поэту, повидимому, просто следовало бы поторговаться с книгопродавцем так, как торгуются вообще всякие поэты, прозаики и простые смертные. Но поэту, выведенному Пушкиным и составляющему по всей вероятности идеал Пушкина, хочется сначала поломаться, и поэтому он душит несчастного книгопродавца длиннейшими монологами, не имеющими никакого отношения ни к книжной торговле ни к цене того товара, который поэт держит в своем портфеле. <…>Но поэт твердо решился ободрать книгопродавца, как липку, и поэтому относится к славе очень сурово. "Что слава? спрашивает он: шепот ли чтеца? Гоненье ль низкого невежды? Иль восхищение глупца?"
Hhhhhh Тут поэт, по-видимому, сам признается в том, что только глупец может восхищаться его произведениями. Не будем с ним спорить. Книгопродавец, из чувства самосохранения, никак не хочет, однако, согласиться с тем, что слава - звук пустой. Он напоминает поэту, что "сердце женщин славы просит: для них пишите". <…>
Hhhhhh В 1827 г. Пушкин написал стихотворение: "Поэт". Вот оно:
Hhhhhh
Hhhhhh Пока не требует поэта
Hhhhhh К священной жертве Аполлон,
Hhhhhh В заботах суетного света
Hhhhhh Он малодушно погружен;
Hhhhhh Молчит его святая лира,
Hhhhhh Душа вкушает хладный сон,
Hhhhhh И меж детей ничтожных мира,
Hhhhhh Быть может, всех ничтожней он.
Hhhhhh Но лишь божественный глагол
Hhhhhh До слуха чуткого коснется,
Hhhhhh Душа поэта встрепенется,
Hhhhhh Как пробудившийся орел.
Hhhhhh Тоскует он в забавах мира,
Hhhhhh Людской чуждается молвы;
Hhhhhh К ногам народного кумира
Hhhhhh Не клонит гордой головы;
Hhhhhh Бежит он, дикий и суровый,
Hhhhhh И звуков, и смятенья полн,
Hhhhhh На берега пустынных волн,
Hhhhhh В широкошумные дубровы...
Hhhhhh
Hhhhhh
Hhhhhh Хотя Белинский и превозносит Пушкина за то, что Пушкин заменил фиалы пивными кружками, однако нельзя не заметить, что наш поэт до самого конца своей жизни не отделался вполне от старого и совершенно бессмысленного мифологического языка. Этот язык невыносим для тех писателей, которые чувствуют в себе потребность высказывать обществу какие-нибудь определенные и ясно-сознанные мысли. Но для тех писателей, которые, подобно пушкинскому поэту, полны не мыслей, а только звуков и смятенья, мифологический язык составляет незаменимое сокровище, потому что разные Аполлоны, Музы, Грации, Киприды, Парки дают таким писаниям, кроме богатого запаса подставных рифм, полную возможность не высказывать в своих стихах ровно ничего, притворяясь в то же время, будто они высказывают чрезвычайно много. В стихотворении "Поэт" мифологический язык оказал Пушкину драгоценную услугу. Попробуйте выгнать из этого стихотворения Аполлона, и все стихотворение окажется несуществующим, потому что тогда немедленно откроется вся его бессмысленность. <…>
Hhhhhh В действительности, вся поэтическая деятельность всякого поэта зависит безусловно, во-первых, от его организма, то-есть от склада его ума и характера, а во-вторых,-- от того общества, в котором он живет. Стало быть, в действительности между личностью поэта и его деятельностью никогда не бывает и не может быть того резкого противоречия, которое так эффектно воспевает Пушкин. Если сам поэт ничтожен и если он живет среди ничтожных детей мира, то и произведения его окажутся вполне ничтожными! В действительности роль божественного глагола могут играть в отношении к поэту только впечатления окружающей жизни. Но этот божественный глагол не умолкает ни на одну минуту; жизнь постоянно волнует, так или иначе, ум и чувство того человека, который способен вглядываться в ее явления и понимать ее выразительный, но не для всех одинаково доступный язык. Стало быть, если человек обладает чутким слухом и если душа этого человека способна встрепенуться, как пробудившийся орел, заслышав божественный глагол жизни, то этому человеку некогда будет малодушно погружаться в заботы суетного света и этой душе некогда будет вкушать хладный сон. Душа, способная слышать и понимать божественный глагол жизни, будет слушать его постоянно и, следовательно, будет постоянно находиться в страстно напряженном положении бодрствующего орла.
Hhhhhh На это можно возразить, что человеческие нервы не выносят постоянного напряжения. Это справедливо. Поэт, как и всякий другой человек, нуждается в отдыхе, но отдых, то есть полоса бездействия, необходимая для восстановления потраченных сил, не имеет ни малейшего сходства с малодушным погружением в суетные заботы света. Это малодушное погружение для каждого умного и замечательного человека бывает обыкновенно гораздо изнурительнее, чем самый напряженный процесс творчества. Во время отдыха поэт, исследователь или какой-нибудь другой общественный деятель откладывают в сторону труд, но они все-таки постоянно остаются на той высоте умственного развития, на которую они сумели поставить себя всем процессом своей трудовой жизни. Если поэт искренно презирает дряблость и мелочность того общества, среди которого ему приходится жить, то это презрение будет оставаться в его душе даже и тогда, когда оно не будет служить ему темою и канвою для стихотворений или для романов. Если исследователь сумел отделаться посредством своих научных занятий от различных предрассудков, то он не подчинится этим предрассудкам в то время, когда будет отдыхать от своих работ.<…>
Hhhhhh Не угодно ли послушать ответ пушкинского поэта:
Hhhhhh
Hhhhhh Подите прочь, какое дело
Hhhhhh Поэту мирному до вас!
Hhhhhh В разврате каменейте смело:
Hhhhhh Не оживит вас лиры глас;
Hhhhhh Душе противны вы, как гробы.
Hhhhhh Для вашей глупости и злобы
Hhhhhh Имели вы до сей поры
Hhhhhh Бичи, темницы, топоры:
Hhhhhh Довольно с вас, рабов безумных!
Hhhhhh Во градах ваших с улиц шумных
Hhhhhh Сметают сор - полезный труд!-
Hhhhhh Но, позабыв свое служенье,
Hhhhhh Алтарь и жертвоприношенье,
Hhhhhh Жрецы ль у вас метлу берут?
Hhhhhh Не для житейского волненья,
Hhhhhh Не для корысти, не для битв,
Hhhhhh Мы рождены для вдохновенья,
Hhhhhh Для звуков сладких и молитв.
Hhhhhh
Hhhhhh Этими торжественными словами оканчивается стихотворение, и тут можно именно сказать, что конец венчает дело. Если бы какой-нибудь злейший враг чистого искусства захотел закидать его грязью и погубить его во мнении общества, то вряд ли бы он придумал для своей обвинительной речи что-нибудь сильнее и убийственнее тех слов, которые Пушкин так простодушно и откровенно приписывает своему поэту.
Hhhhhh Мирному поэту нет дела до умственных и нравственных потребностей народа; ему нет дела до пороков и страданий окружающих людей; ему нет дела до того, что эти люди желают мыслить и совершенствоваться и просят себе живого слова и разумного совета у того, кто сам себя величает Сыном небес и в ком они также признают избранника небес и божественного посланника.<…>
Hhhhhh
Hhhhhh Для вашей глупости и злобы
Hhhhhh Имели вы до сей поры
Hhhhhh Бичи, темницы, топоры:
Hhhhhh Довольно с вас, рабов безумных!
Hhhhhh
Hhhhhh Это невероятное четверостишие следует выгравировать золотыми буквами на подножии того монумента, который благодарная Россия без сомнения воздвигнет из своих трудовых копеек своему величайшему поэту. А в ожидании монумента это же самое четверостишие должно сделаться эпиграфом к тому изданию сочинений Пушкина, по которому молодые люди обоего пола будут воспитывать в себе человека. <…>
Hhhhhh Кроме того, не мешает заметить,- что у Пушкина слово расходится с делом, или поэтическое profession de foi расходится с поэтическою деятельностью. Объявляя категорически, что поэты рождены не для битв, Пушкин в то же время пишет свои два слишком известные стихотворения: "Клеветникам России" и "Бородинская годовщина". И он не только написал и напечатал эти два, в буквальном смысле слова воинственные стихотворения, но даже сам придавал им серьезное европейское значение.<..>
Hhhhhh Но как же мы однако ухитримся помирить воинственный азарт Пушкина с тем категорическим объявлением, что поэты рождены не для битв? Для чего же в самом деле, по понятиям Пушкина, рождены поэты и для чего они не рождены?
Hhhhhh Если мы окинем общим взглядом теорию и практику Пушкина, то мы получим тот результат, что поэты рождены для того, чтобы никогда ни о чем не думать и всегда говорить исключительно о таких предметах, которые не требуют ни малейшего размышления. Эта формула объясняет совершенно удовлетворительно как уклонение поэта от головоломных требований тупой черни, так и воинственный азарт, стремившийся бить носы французским депутатам. Поэт отказывается от тех битв, которые требуют умственного труда, и кидается очень охотно в те битвы, в которых не нужно ничего, кроме рифмованного крика. В самом деле, если бы поэту захотелось давать тупой черни те смелые уроки, которых она от него требует, то ему пришлось бы очень глубоко задумываться над явлениями общественной жизни, пришлось бы, громя пороки общества, анализировать причины этих пороков, пришлось бы от ближайших и частных причин переходить к более общим и отдаленным,- словом, пришлось бы не столько бряцать, сколько размышлять. Такая умственная работа, во-первых, не всякому бряцателю по силам, а во-вторых, она сопряжена со многими неудобствами; ведь в самом деле Бог знает, до чего можно додуматься, пожалуй, даже до таких вещей, до которых совсем не следует додумываться.<…>
Hhhhhh Какими же глазами смотрит Белинский на то "художническое profession de foi" Пушкина, о котором я говорил до сих пор? Отношения Белинского к этому стихотворению в высшей степени неопределенны. "Он презирает чернь; - говорит Белинский о Пушкине, - и на ее приглашение -- исправлять ее звуками лиры отвечает словами, полными благородной гордости и энергического негодования". - Затем Белинский выписывает, - просто трудно поверить глазам! - заключительный монолог поэта -- тот самый монолог, в котором народу предоставляются в вечное потомственное владение бичи, темницы, топоры, а поэтам отмежевывается область вдохновения, сладких звуков и молитв. И Белинский в этих безумных словах находит благородную гордость.
Hhhhhh Выписавши монолог поэта, Белинский рассуждает так: "Действительно, смешны и жалки те глупцы, которые смотрят на поэзию, как на искусство втискивать в размеренные строчки с рифмами разные нравоучительные мысли, и требуют от поэта непременно, чтобы он воспевал им все любовь да дружбу и пр., и которые неспособны увидеть поэзию в самом вдохновенном произведении, если в нем нет общих нравоучительных мест".
Hhhhhh Зачем Белинский придумал здесь каких-то глупцов, которым он приписал какие-то глупые требования - этого я решительно не понимаю. Тупая чернь никогда не требовала от поэта, чтобы он воспевал ей все любовь да дружбу. Она требовала от поэта не общих нравоучительных мест, а смелых уроков, что нисколько не похоже ни на общие нравоучительные места ни на любовь да дружбу. Если бы тупая чернь состояла из тех глупцов, которых Белинский называет смешными и жалкими, тогда она совершенно удовлетворилась бы пушкинскою поэзиею, потому что эта поэзия заключает в себе именно то, что нравится смешным и жалким глупцам. Это не я говорю, это говорит сам Белинский. На стр. 399 он объявляет нам, что смешные и жалкие глупцы заставляют поэта воспевать все любовь да дружбу, а на стр. 391 Белинский спрашивает: "что составляет содержание мелких пьес Пушкина?" и отвечает так: "почти всегда; любовь и дружба, как чувства, наиболее обладавшие поэтом и бывшие непосредственным источником счастья и горя всей его жизни". - Значит, смешные и жалкие глупцы Белинского оказываются для Пушкина не тупой чернью, а, напротив того, избранною и посвященною публикою, читающею с восторгом его стихотворения. <…>
Hhhhhh В стихотворении "Памятник", написанном в 1836 году, Пушкин, уже шесть лет тому назад провозгласивший себя царем, производит себя в бессмертные гении и в благодетели человечества. Наш бессмертный гений прямо говорит:
Hhhhhh
Hhhhhh Я памятник воздвиг себе нерукотворный;
Hhhhhh К нему не зарастет народная тропа:
Hhhhhh Вознесся выше он главою непокорной
Hhhhhh Наполеонова столпа (э_т_о н_а_з_ы_в_а_е_т_с_я: excusez du peu!).
Hhhhhh Нет! весь я не умру. Душа в заветной лире
Hhhhhh Мой прах переживет и тленья убежит --
Hhhhhh И славен буду я, доколь в подлунном мире
Hhhhhh Жив будет хоть один пиит.
Hhhhhh Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
Hhhhhh И назовет меня всяк сущий в ней язык:
Hhhhhh И гордый внук Славян, и Финн, и ныне дикой
Hhhhhh Тунгус, и друг степей - Калмык,
Hhhhhh И долго буду тем народу я любезен,
Hhhhhh Что чувства добрые я лирой пробуждал (?),
Hhhhhh Что прелестью живой стихов я был полезен (?)
Hhhhhh И милость к падшим призывал (?).
Hhhhhh
Hhhhhh Превознося самого себя выше облака ходячего и умилившись достаточно над всеми своими человеческими и даже гражданскими добродетелями, Пушкин вдруг напускает на себя кротость, смирение и равнодушие к той самой славе, в которой он превзошел Наполеона и перед которою преклонятся со временем тунгусы и калмыки:
Hhhhhh
Hhhhhh Веленью Божию, о Муза, будь послушна,
Hhhhhh Обиды не страшись, не требуй и венца,
Hhhhhh Хвалу и клевету приемли равнодушно
Hhhhhh И не оспоривай глупца.
Hhhhhh
Hhhhhh Призывая к себе на помощь дикого тунгуса и друга степей калмыка, Пушкин поступает очень расчетливо и благоразумно, потому что легко может случиться, что более развитые племена Российской империи, именно финн и гордый (?) внук славян, в самом непродолжительном времени жестоко обманут честолюбивые и несбыточные надежды искусного версификатора, самовольно надевшего себе на голову венец бессмертия, на который он не имеет никакого законного права <…>
Hhhhhh
Hhhhhh Полный текст статьи Д.И.Писарева опубликован:
Hhhhhh http://az.lib.ru/p/pisarew_d/text_0310-1.shtml
Hhhhhh
Hhhhhh
Hhhhhh
Hhhhhh
Hhhhhh
Hhhhhh
Hhhhhh

что это такое?

раздел:
критика
прочтений:
1818


Отзывы:
2010-08-18 03:03:11 inki
aa слова - зеркало
..........

Странная мысль
слова - зеркало человека как глаза
на пятой минуте сбился
сказав Пушкину спасибо что тот
не размызывал цаплям еду по тарелке
все таки
критика - это не мать, это мачеха, особенно в таком виде,
когда интерес к своей персоне и умению "выражаться литературно" много выше чем то, о чём пишешь.. [...]

►►2010-08-18 14:35:54 Граф Оман
aa
Вы давно не перечитывали этот шедевр? Даже начало бессмертного романа «Что делать?» приводит меня в восторг.

«В 9-м часу вечера приехал господин с чемоданом, занял нумер, отдал
для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтобы его не
тревожили, потому что он устал и хочет спать, но чтобы завтра непременно
разбудили в 8 часов, потому что у него есть спешные дела рано поутру, -
запер дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев [...]

2010-08-18 14:02:04 Граф Оман
aa
После Писарева Абрам Терц читается как панегирик Пушкину. Статья Писарева интересна не извращенным отношением к Поэту, а развенчанием методов Белинского. Писарев с неумолимой логикой припирает к стенке неистового Виссариона. Ну, здесь все понятно. Сейчас понятно. Раньше мы и Белинского критиковать не решались. А вот за что Пушкину досталось? За то, что Белинский попытался объяснить нам его великость? Но Александр Сергеевич в этом не виноват! Писарев не признавал значения Пушкина. А ведь Дмитрий Иванович был человек неглупый, скорее блестяще эрудированный. Вероятно, как и Синявскому, ему претило всеобщее поклонение и восхваление Пушкина людьми, не [...]

►►2010-08-18 16:14:47 inki
aa
Мне кажется Пушкина нельзя понимать или не понимать, потому что он в юрисдикции другого ведомства - по сердечной линии..
А ум..вот излишне умные..его и недолюбливают...Потому может, что Пушкин уму не дает вольной, а смеется над собой...
страница 0
крайняя_колонка_бугага
Свод Законов
Канцелярская Крыса
Книга Жалоб
Миллион значений
Пан Оптикум
Помощь
рецензии
Школа дураков

Все права на опубликованные произведения принадлежат их авторам. Копирование, полное или частичное воспроизведение текстов без разрешения авторов не допускается, за исключением случаев, предусмотренных Законом об авторском праве. По всем вопросам, касающимся использования размещенных на сайте произведений просьба обращаться непосредственно к авторам, администрация сайта не уполномочена вести какие-либо переговоры от их имени.