В загс нас везет шикарный с виду лимузин. Впрочем, очевидно, что разоряются на четырехчасовое катание исключительно не шибко состоятельные молодожены: бар радует глаз наличием салфеток и парой графинов со светло-коричневой уксусноподобной жидкостью, а водитель сипло отказывается поднять стекло, отгораживающее кабину от салона. Ну да ерунда – примостившись рядом с невестой и открыв настежь окно, мы с Крястей вовсю развлекаемся: высовываем наружу головы и широко улыбаемся мимо проезжающим хачикам. Танька, сохраняя торжественную серьезность, в наших развлечениях участия не принимает. Лишь изредка достает из сумки зеркальце и подправляет розочки на высокой прическе.
В загсе мой молодой задор как рукой снимает. В зале бракосочетаний похоронного вида оркестр из трех предметов играет марш Мендельсона так, как будто провожает в последний путь по меньшей мере генсека Коммунистической партии Советского Союза. Вкрадчив и приторно-медоточив голос распорядительницы церемонии:
- Является ли ваше решение продуманным и добровольным?
- Является, - отвечает жених.
- Да, - отвечает невеста.
- А теперь жених и невеста принимают поздравления родных и близких.
Оркестр играет туш. Родные и близкие нестройными рядами подносят цветы, неловко чмокают невесту и трясут руку жениха.
В церкви мое настроение и вовсе оказывается на нуле. Окрашенные белой краской стены обильно увешаны иконами, запах ладана почти не слышен, зато от привратника ощутимо несет перегаром.
- Раба Божия Дионисия рабе Божьей Татьяне… - гнусаво завывает поп.
- Аллилуйя, - подхватывает где-то под куполом хор.
- Рабу Божью Татьяну рабу Божьему Дионисию…
- Аллилуйя!
- Аминь, иже еси на небеси…
Фотограф резво обегает попа по периметру, изо всех сил щелкая камерой. Публика истово крестится, наклоняясь всем корпусом. Чадят свечки, увенчанные клочками бумаги в клеточку. Служка выносит две красно-золотых короны, вручает свидетелям. Те поднимают их над головами брачующихся.
- Аминь.
Жених и невеста, предводительствуемые попом, маршируют вокруг алтаря. Свидетельница путается в шлейфе невесты и чуть не нахлобучивает той корону на нос.
- Аллилуйя.
Публика все так же неудержимо крестится, сгибаясь в поклонах. Поп сует под нос невесте обслюнявленную икону для лобызания. Оператор потрясает кинокамерой.
Все вместе жутко напоминает какой-то недорежиссированный скучный фарс без какой бы то ни было тени святости. Я переминаюсь с ноги на ногу и жутко жалею Татьяну: завернутая в фату, с короной над головой, она похожа на овцу, ведомую на добровольное заклание. Аминь.