Над Иерусалимом облака,
ты не поверишь, цвета апельсина,
вот облако кудлатое, как псина,
вот облако, как детская рука.

А вот закат раскинулся, высок,
над светлыми, над вечными холмами...
читай свои молитвы на восток,
мой имярек, неясными словами.

Читай свои молитвы на восток,
они дойдут куда верней, чем почта,
клочок земли, и неба лоскуток,
да вечность между ними - вот и всё, что

есть у тебя...в трясущихся руках
неси авоську банок из-под пива...
а над землёй немыслимо красиво,
гляди, плывут в закате облака.

И, голову задрав, остановись,
смотри - меж ними, выше всех печалей
неспешно уплывает чья-то жизнь...
уж не твоя ли, милый, не твоя ли?

Всегда рада возможности поговорить :-). Только я вот не каждый день могу сюда заглядывать, так что уж вы не обижайтесь на некоторое запаздывание моих реплик.
Насчет первого катрена. А мне как раз кажется, что там тоска даже более явная. Вот вы прочитайте хотя бы первые слова "над Иерусалимом..." - только непременно вслух. В их протяжной тягучей мелодике, в сочетании звуков она так и слышится. Облака всегда высоко в небе, они недостижимы для нас, но в то же время притягивают к себе. А это достаточно грустно. Облака очень эфемерны, они меняют свою форму и вид прямо на глазах - лишний раз напоминая нам о кратости и эфемерности нашей жизни. Теперь посмотрите на сочетание образов: форма облаков сравнивается с собакой, с детской рукой. А вспомните - ведь облака недостижимы - это их свойство очень сильное. Поэтому оно немедленно распространяется на два последних образа. Дети и собаки - это почти единственное что безусловно греет нам душу. И это недостижимо - разве не тоска? Просто она здесь глубоко спрятана. Скорее всего, автор даже не подозревал, что он прячет.