___ РазМышЬлялка
___
___ Однажды Мыша поругалась сама с собой. Так долго она еще ни с кем не спорила. Одна мышль пришла к ней на ум почти одновременно с другой мышлью. Мышли противоречили друг другу, хотя обе были резонны. Они резонировали в мышиной голове, раскричались, выясняя кто важней. У Мыши от этого сумбура началась жуткая мигрень. Мыша понимала: частично права правая мышля, а левая мышль частично неправа, но обе были дитятками ее скромного ума, и в меру своих, очень скромных мышиных сил, она пыталась оказать поддержку обеим думам.
___ Тут начались ссора и ругань между мышлями. Дело дошло почти до драки, в которую противные мышли втянули мышины конечности: правая сторона пыталась побить левую. Мыше было очень трудно усмирять собственные лапы, которые в попытке отлупцевать друг дружку, совсем запутались. «Спеленутая» перепутавшимися лапками, возлежащая на зеленой травушке, она попыталась хныкнуть, но получился «хи-хик», за ним еще «хи-хик» и еще. И тут Мышу разобрал хохот, у хохота получилось не только распутать конечности, но даже распутать мышли. Правда, Мыша долго еще икала, вспоминая эту историю.
___
___ ДваМышЬлялка
___
___ Мыша очень разумная Мыша — раз умна, в другой раз — не очень. Ее мышление полосато, если бы Мыша жила в Африке, то сравнивала бы его с зеброй, а так как жила она вовсе не в Африке и зебру не видала ни разу, то свое полосатое мышление с зеброй и не сравнивала, и не помышляла даже об этом.
___ Возлежала Мыша как-то в гамаке своем, но не лежалось ей, неуютно было. И морс пролила на свою лапку, обожглась им, распищалась, да и сыр намок, морс все дырки залил. И птахи почему-то попрятались, будто им кто клювы посворачивал, и не утешали они Мышу в печали ея своими песнями. И даже позагорать не получилось — солнце спряталось. Мыша так раздосадовалась, что ей было не лень приволочь из норки мешок крупы к гамаку, снова возлечь в оную меблю и, подперев ушастую голову лапками, уставиться на крупу, тяжко вздыхать и дуться. Вздохнет, надуется, вздохнет, надуется.
___ И мышли, мышли колобродили в голове, всяческие глупые, что де, вот так она жисть и пройдет, все мимо как-то пройдёт. Мыше так и представлялось, как жизнь бочком-бочком, да мимо нее, мимо Мыши, норовит пройти куда-то, ажно хвостом махнув на прощание.
___ Оно могло продолжаться еще долго, если бы к Мыше не вернулся разум.
___ Вернулся он вот как: Мыша напрочь позабыла, что кроме в(з)дыханий — надуваний, не плохо еще и выдыхания — сдувания учинять. Увлеченная созерцанием крупы, она не заметила, как надулась до такой степени, что стала похожа на шарик надувной, только меховой. И взлетела, ну точно как шарик, а вместо веревочки — хвостик. Сначала ей понравилось в воздухе плавать эдаким меховым облаком. Ветер таскал ее за хвост, как шкодливое чадо с шариком играется — то поймает, то отпустит. Иногда было больно, если ветер сильно за хвостик дергал, чтоб Мыша совершила очередной кульбит в воздухе. Но когда он попытался вогнать ее в штопор, она поняла, что высоко взлетела, а крыльев-то у нее нет, а спуститься-то надо. Тут Мыша сильно испугалась и захотела домой.
___ «Может поплакать? — помышлила Мыша. — Чем поможет? Не, здесь мышлить надо!» И к Мыше вернулся разум. Она потихонечку стала сдуваться, выдыхая из себя обиды и скукоживаясь. Когда приземлилась на свои четыре лапки, то была уже нормального мышиного размера. Мыша фыркнула сама на себя, вымышлила сама о себе сентенцию и пошлепала домой.
___
___
___ И тут Мыша расплакалась
___
___ Мыша совсем раскисла, стала такой кислой, что ей захотелось от себя мордочку скривить. Еще грустнее стало, когда, подойдя к окну, она разглядела, что там, там — весна пришла веснушчатая, вся в конопатых одуванчиках, желтеньких таких, радостных и веселых. А Мыше — грустно. Там птицы поют, сквозь закрытое окно слышно как песнями заливаются. А Мыше — грустно. Там все зеленое, все такое яркое. А Мыше — грустно и тускло, и тоскливо.
___ Замышлилась Мыша: «Почему, почему им всем радостно и весело, а мне, Мыше, грустно? Почему им оттого, что у меня на хвостике печаль поселилась, не грустится?» Сидела она так долго, кислая–прекислая, тоскливая–претоскливая. За окном все звенело, и листья на деревьях, словно колокольчики, чуть–чуть позвякивали от радости, что они — листья, что солнышко, и что весна, и что птицы прилетели — скоро гнезда совьют, птенцы у них появятся, и лес наполнится новыми песнями.
___ В мышино круглое чердачное окно постучался, даже не постучался, а тихо заскребся солнечный лучистый зайка. Погруженная в свои мышли–немышли, она не услышала тихое шкрябанье, но, когда их много напрыгало, и в окошко зашкрябал целый выводок ушастых заек, Мыша очнулась. Зайки, заливающиеся задорным смехом, были похожи на пушистые радужные клубки.
___ — Ты чего такая кислая дома сидишь? Мышли мышлишь? — затараторили они, перебивая друг дружку и наступая друг дружке кто на лапы, кто на уши. Темный чердак наполнился возней и лучистым барахтаньем. Мыша кивнула ушастой головой, говорить ей совсем не можилось: в пуговичном носу противно защипало, а глаза захотелось закрыть лапками.
___ — Глянь–ка, глянь, ты от тоски даже пожелтела, на лимон с хвостиком теперь похожа! — расхихикались зайки.
___ И тут Мыша расплакалась.
___
___ ВыМышЬлялка или Здравствуй, Мыша!
___
___ Однажды Мыша потерялась, совсем потерялась. Проснулась рано поутру, глядь, а след–то ее простыл, да так сильно простыл, ажно чихнул пару раз. Нет Мыши и всё тут: ни ушей, ни лапок, хвостика и того нету. Жальче всего было хвостик.
___ «Что делать–то? Делать–то что?» — вдарилась она в панику, больно ударилась, как раз правой коленкой, точнее тем местом, где раньше была правая коленка. Ушибленное "неместо" захотелось потереть. «Где может находиться ушибленное "неместо" и может ли оно быть ушибленным? Меня ведь нет. — Испугалась она. — А что есть? Есть ли чего-нибудь съесть? И чем это — чего–нибудь есть, если ничего нет. И самое отвратительное, никогда не было! Как рассуждать о том, что было, или о том, чего не было, если меня нет? И сыру нет? Мышлить получается нечем, мышлят ведь чем-то, а раз нет ничего… Пус–то–та... А шмышел весь вышел? Пойду–ка искаться».
___ И пошла, куда пошла — неведомо. Куда можно идти, когда тебя нет вовсе? «Шмышлы, вымышлы, домышлы сплошные, — бурчала она себе под нос. — Хочу существительным быть, осуществленным, чтоб ушки были, лапки целых четыре штуки, хвостик, нос пуговкой, и глазки черненькие. Что творится, творится–то что? Ни глазок тебе, ни шлезок, — шла она "к себе" и мышлила философические мышатости. — Кто такое вымышлил, чтоб Мыши пропадали?» От обиды шубка ее взъерошилась и стала она похожа на пушистого ежа.
___ — Эй, ежиковая Мыша, здравствуй!
___ — Это еще кто такое? — спросила у себя Мыша.
___ Перед ней стоял Некто, смешной и лохматый, не страшный Некто:
___ — Куда идешь, такая серьезная и печальная?
___ — Не видишь? Занята я. Себя ищу.
___ — И каково оно, себя искать?
___ — Проснулась, гляжу, а меня нету. Понимаешь, вообще нету? Вот и пошла себя искать.
___ — Нашла?
___ — Ну, не знаю, — вздохнула Мыша, — ни лапок нет, ни ушей, и носа нет, — тут Мыша всхлипывать начала. — А-а-а…
___ — Чего ты кричишь? — хихикнул Некто. — Пойдем со мной, я тебе кое–кого покажу, тебе понравится.
___ Некто взял ее за лапу и подвел к луже. Мыша заглянула в нее и увидала свою мордочку, и уши увидала, и нос, и глаза черные. Встав бочком, разглядела, что и хвостик на том месте, где ему быть полагается.
___ — Значит, я есть? — спросила Мыша у отражения, — Значит, я нашлась. Здравствуй, Мыша!
___
___ Яблочная дружба
___
___ Как–то Мыша загулялась в лесу. Долго–долго шла, куда ведомо было ее лапкам и глазкам–бусинам, забрела в неведомые ей дебри. Лапки устали шлепать, глазки устали смотреть, в животике бурчало оттого, что животику надо было подкрепиться чем–нибудь съедобным вроде ломтя сыра дырчатого:
___ — Оёй, — вздохнула Мыша.
___ Глядь, а у куста лесной малины стоит Некто, да не один — с большим красным яблоком и так вкусно его чавкает, причмокивает от удовольствия. Яблоко сочное, спелое, кр-р-расное такое. Мыша еще разок вздохнула и проглотила шлюнки:
___ — Привет, Некто! Будешь с Мышей играть?
___ — Смотря во что, — отвечал Некто, откусывая яблоко.
___ — В Дружбу!
___ — А как в это играют? — прочавкал словами и яблоком Некто.
___ — Ну-у, ка-а-к… — замышлилась Мыша. — Вот у тебя есть яблоко, оно одно. Но у тебя теперь Дружба, у тебя теперь есть я — друг, и ты не можешь в одиночестве жевать, ты мне половину яблочную дашь.
___ Пока Мыша говорила, Некто докушивал яблоко. Она затараторила быстрей, но все равно не успела — яблоко превратилось в огрызок. Опечалилась и понурилась Мыша, стала разглядывать траву под лапками, не хотелось ей видеть яблочный огрызок.
___ — А обязательно половину яблока отдавать, чтобы играть в Дружбу? — хитренько спросил Некто.
___ — Да, — со всхлипом и бурчанием в голодающем животике прошептала Мыша, — у тебя теперь нету яблока и половины нету.
___ — И ты теперь не хочешь играть в Дружбу?
___ — М-м-м... Хочу. Но я и половину хотела яблочную. Тоже.
___ — На! Играть необязательно, держи цельное, — надулся Некто.
___ Мыша с восторгом разглядывала красное яблоко. Она его сцапала и сразу покусала. Ей было вкусно, но яблоко она покусала только до половины, другую отдала Некто:
___ — Вот. Тебе. Ведь у нас Дружба!
___
___ Ква!
___
___ Мыша забралась в гамак побурчать, вот и лежала, и побуркивала себе: «Я какая–то не такая, все какое–то не такое! Не то что–то творится, совсем не то... — бубнила она, — Надоело мне — Мыше, Мышей быть. Может ежиком стать? Ежикам точно веселее».
___ Мыша нахохлилась и взъерошила шубку. Представила, как серьезно и деловито будет шнырять в новой ежиковой шубке по лесу и фырчать: «Фыр-фыр». Так самые настоящие ежики фырчат. Она знала, главное — деловой вид сделать. Мыша надула меховые щечки и фыркнула, а щечки сдулись. «Ну-у-у, я так не играю», — хныкнула она и стала учиться фырчать с надутыми щечками, пока у нее не получилось. Расфыркалась Мыша на весь лес и, радостная, распрыгалась в гамаке. Потом с гамака вылезла, чтобы в луже разглядеть хороший ли она ежик.
___ Эх, из лужи вовсе не ежик глядел на нее. Мыша расстроилась: «И чего они фырчат, ежики эти? Может я ежик неежиковый потому, что только ежиковые ежики понимают, чего они фырчат, — осенила мышль Мышу. — Тогда, я буду... Я бу-у-ду... лягушкой буду, зеленой и пупырчатой». Она сделала серьезный вид, надулась, уставилась куда–то далеко–далеко, а потом как квакнет. Эхо потащило «ква» по всем лесным чащам и дебрям. Лес от неожиданности примолк. А Мыша, окрыленная лягушковой сущностью, надулась пуще прежнего.
___ Выдерживая минутную дутую паузу, увлеченная Мыша не заметила Некто, который искал у гамака мешочек крупы, Мыша ведь на крупу обычно дулась. Он даже два круга округ гамака совершил, но так и не нашел. Вдруг Мыша квакнула, а Некто подпрыгнул: «Мыша, что ты делаешь?» Услышал в ответ тишину и задумался. Мыша квакнула снова. Бровки Некто поползли вверх и приняли форму домика:
___ — Лягушка, Лягушка, — обратился Некто к Мыше, — скажи мне, пожалуйста, ты Мышу не видала?
___ — Ква-а-а, глупый ты, Некто. Не знаешь что ли, лягушки не разговаривают, они ква-а-кают.
___ — А-а-а, да, совсем забыл, тогда лягушки и сыру с дырками не едят, они же комарами питаются, — сказал хитрый Некто, доставая из карманашка кусок желтого сыра с большими дырками. — Придется самому слопать.
___ — Только комарами? — озадачилась Мыша, — Комарами — это невкусно. Может я такая лягушка, которая сыр ест, сырная лягушка.
___ — У лягушков зубов нет, им сыр жевать нечем, — пробормотал Некто, рассматривая сыр. — Ты как думаешь, — спросил он у Мыши, — с какой стороны его вкуснее кусать?
___ — С той, где дырок меньше, дырки кушают в последнюю очередь. Дай, я тебе покажу, — облизнула она свой пуговичный нос.
___ — Н-и-и, лягушкам только комаров жевать, — хихикнул Некто.
___ — Не хочу! Не буду! Вдруг они в животике жужжать начнут и покусают пребольно.
___ Некто, смеясь, протянул ей сыр:
___ — И я думаю, что покусают.
___
___ Печальная сказка
___
___ Мыша сложила лапку лодочкой и приставила к уху:
___ — Так море слышно, — убрала лапку–лодочку. — А так не слышно.
___ Мыша любила тягучее море, но никогда его не видела, она его заочно любила.
___ — Так шумит, — вновь приставила лапку–лодочку к уху.
___ — А так — нет.
___ Она зажмурилась и увидела сине–зеленые волны, услышала, как они тягуче вздыхали, словно печалились о чем-то своем, таком непонятном для Мыши: «Интересно, о чем печалится море? Как понять, о чем оно печалится? Ведь даже я не всегда понимаю, о чем печалюсь. Иногда и не хочу мышлить, почему мне грустно, просто печалюсь и грустю. Наверное, и море так же, отпускает свою тоску бродить по сине–зеленым волнам, не замышливаясь, о том, откуда она взялась».
___ Долго–долго слушала Мыша как печалится море.
___