Опускаюсь на землю немым продолженьем берёзы,
Дышит голос чужой о далёкой холодной звезде,
Он когда-то родился, собрал из мелодии слёзы,
Чтоб сегодня и здесь они пели и плакали мне.
Только мне.
Сумасшедший рассвет лижет старые мудрые сопки.
Муравейным укусом прививка, и нет суеты,
Среди шишек и хвои нелепо прижались кроссовки,
И по кончикам пальцев разлился испуг красоты:
Мы не так и не там, и не теми рисуем дорогу,
Хрупкость зеркала жизни разбив на пылинки слюды,
В мировую картинку пытаемся слить понемногу
Свои глупые ценности, но размывает следы.
И уже не люблю это вечное мудрое слово,
Оно стало обыденно старыми смыслами, но,
Пусть для всех не смогу, но себе буду снова и снова
Отмывать его свет, и однажды зарёй на лугу
Оно ляжет с достоинством и естеством на подкрылки,
Словно бисер росы, не меняющей свежесть на суть,
Разве можно укрыть свет огня, даже если в копилке
Бьётся тысячу лет и давно ядовито как ртуть.
Мчит дорога в меня, на обочине столбиком суслик
Охраняет нору и лукаво бликует в глаза,
В голове ни мыслишки…Какие-то сонные мюсли
Зависают и кружат как в призрачный мир стрекоза.
Скрип прихожей, жара, закрывается медленно дверца,
Кто-то слышал меня, палит берег салют кораблю,
Сын мне тянет конвертик, а там – деревянное сердце,
И неровно по центру фломастером – я тебя лю…

Высыхали и плыли лучистые детские слёзы,
Я вернулся домой и остался под старой берёзой