В дремучем бору, что под ельником, полусгнившие стрелы лежат, не попавшие в цель,
И зарубки как знаки на концах расшифрованы, это дед мой работал на почве забот.
Шесть ночей, восемь дней, кровь полей, стон коней, пять времен, три гонца, семь колец, два ловца,
Зыбкий сфинкс и ручей, одиночество змей, две вершины, сто стен, и святой манекен.
Труп закопан, отпет, диким солнцем привет, пронеслись облака, заблудилась река.
Воин бледный лицом разжигает костер, чтоб согреть и сберечь от того, кто все стер,
На опушке играл, на войне колдовал, и семью уберег, и лекарства собрал.

Человечества древность, миг будущих снов
Но случайности горесть не сломит часов, не проснется мертвец от будильника звука,
Не расскажет про символы личность-наука, что под ельником клад, не бессмертен и он
Что при солнечном свете стих этот прочтен…

Мой авторский удел касается о прозу, мой легкий почерк-клен рифмуется шутя,
Я жарким вальсом хвои согрею от мороза и больше не встревожу сатирово дитя…

Мне однажды пришлось провести беспокойную и больную ночь у кровати ребенка. Когда начинается бред, перед его началом всегда какое-то внутри в атмосфере затишье. миг такой, тонкийц и звонкий как комариный писк, как удаленное что-то из больницы - то ли лекарства, то ли кварц после санитарного часа, запах неприятный. Но он не внешний, а внутренний, как навязчивая строчка, запах горелого молока прикипевший к кастрюле навеки. И ты слышишь это бессвязанное лепетание даже не ушами, и первым приходит страх, даже мимо ребенка - просто страх. Все, что нам непонятно, чаще всего - страшно. Это наш природный аттавизм.

Простите, ГЛАЗ, но это мне напомнило. Бред ребенка. Но интересно, что я не испугалась, а мне стало смешно. А уже потом страшно, когда я представила, что расскажу вам, что смеялась, а вы обидитесь, и страх.
Мы боимся смеха чужих людей сильнее даже оскорблений. Почему?

Да. Наверное я очень необразована для таких текстов. Или слишком заорганизованна. Но - здесь для меня только набор. И никакой связи слов, и эмоций.
И даже главное не могу выделить.