Смоленск. 5 июля.
Проспал я недолго. За окном стемнело, и я спросил у соседа, к какому месту мы подъезжаем. Поезд явно останавливался, сбавляя ход. Он сообщил, что к Смоленску и что стоянка будет минут двадцать. Наверно, он собирался выйти и погулять. Я напрягся от этой мысли, прикидывая, кто вернется в вагон после – он или тот господин. Чувство неуютности снова меня посетило, на этот раз особенно остро. Я решил, что раз мне не спиться, стоит тоже немного пройтись, заодно понаблюдать за двуликим попутчиком, да и вообще подышать вечерним воздухом, жара уже спала. Я плеснул себе немного воды на руки из бутылки и протер лицо. Посвежело. Сосед тоже что-то искал в карманах и собирался уходить. Только теперь я заметил, что этот тип путешествует без какой-либо поклажи. У него вообще не было ничего, даже пакета или барсетки. Я вспомнил, что вещи кладут под сиденье и немного расслабился. Но идея не давала покоя. Мужчина поднялся и вышел в коридор, поезд к тому времени полностью остановился и проводник загремел дверьми и выкидной лестницей на платформу. Аккуратно прослышав его шаги в сторону выхода из вагона, я метнулся к его кровати и поднял лежак. Там было так же пусто, как и в моей голове на тот момент. Вернув все в изначальное состояние, я сел на свою кровать. Вот это да. Документы можно носить и в жилетке. А насчет его одежды, я не сомневался давно. Она ему не очень-то и нужна. Все равно интересно, и я почему-то опять заулыбался. Тут в памяти всплыл мой билет! Ведь я сам отдал его ему на случай проводников. И деньги на пиво, которого не было ни на столике, ни на полу, ни на полках. Я их тщательно пошарил. Надо было все узнать, и я быстро вышел из купе вслед за ним. Человек этот стоял недалеко от вагона, у фонарного столба и разглядывал окрестности, видимо, решая куда пройтись. Я подошел к нему сзади, изрядно его испугав. Он дернулся и я извинился, что подкрался незаметно.
- Я хотел бы вернуть свой билет. Он ведь у вас?
Мужчина сунул руку в карман брюк и достал два билета. Протянув мне мой, он посмотрел на меня с каким-то недоверием.
Талончик был оторван, значит, проводник уже проверил билеты. Я спросил, не покупал ли он пива, и он отрицательно замотал головой.
- Ваши деньги в жжжурнале. Я испппользовал купюру как зззакладку.
Он выдавил кислую улыбку или ее подобие. Я улыбнулся в ответ такой же миной. Оригинал, однако. Постояв еще немного рядом, я сказал, что пройдусь, заприметив недалеко магазин. Хотелось мороженого или ледяной газировки.
- Если вы ввв магазззин, я составлю вам кккампанию…
Это никак не входило в мои планы, но отступать было некуда. Я уступчиво кивнул, и мы двинулись в сторону павильончика. Вечер стоял волшебный. Легкий ветерок, никакой духоты. Настроение улучшалось, если бы не сосед, который еле тащился за мной, словно забыв о поезде, и прогуливаясь по парку. Толп не было, перрон был относительно свободен, кучка такси устроилась на спуске к площади вокзала и шоферы стояли около своих авто без единого слова зазываний. В Москве таксисты атаковали посерьезней. Напротив вокзала красовалась церковь, очень древняя, но изучать ее у меня не было времени. Она очень мистично смотрелась в ночи, возвышаясь над всеми остальными постройками рядом. За ней темнота скрывала очертания самого города, кое где в вдали виднелись дорожные фонари и свет нескольких малоэтажных домов. Надо было бы узнать имя моего странного спутника, но повод как-то не находился. Можно было просто протянуть ему руку и представиться, но желания по-прежнему не возникло.
Мы вошли в старенький павильон, побитый временем, и взглянули на прилавки. Бакалея, колбасы и алкоголь – больше магазинчик удивить вас ничем не смог бы. Впрочем, минеральная вода была, и я потянулся за кошельком, заодно присмотрев пару сливочных стаканчиков в напольном морозильнике. Мой спутник уставился на витрину с колбасами и сосисками зеленоватого оттенка. В магазине были мы одни, и я подошел к продавцу – полной женщине с усиками и мясистыми руками. Она поправляла свой козырек и рылась на полке с конфетами, повернувшись ко мне спиной. Усики бросились в глаза еще при входе. Я кашлянул и она повернулась. Пока я оформлял покупку, сосед нагнулся к стеклу витрины, как будто плохо видел, и вглядывался в груду сарделек. Заплатив и получив все необходимое, я свалил все в один пакет и подошел к любителю некачественного мяса. Он отошел от витрины, глянул на меня, усмехнулся и направился к продавщице. Я следил за ним. Мне было интересно, что он приобретет. Заикаясь, он попросил четыре сардельки и полкило копченой колбасы. Подумав, взял еще батон хлеба и расплатился.
Мы вышли в ночь. Поезд стоял как космический корабль перед стартом. Огромный и величественный. Проводницы и проводники вывалились на перрон и охраняли доступ к вагонам. Несколько пассажиров садились в поезд. Диктор объявлял о скором отправлении, я нес пакет, безымянный мужчина плелся за мной, что-то опять бормоча. Я уже не прислушивался.
В купе я достал один стаканчик мороженого и принялся его есть. Сосед мой откусил кусок сырой сардельки, закусывая батоном хлеба, который он не удосужился порезать, а ел прямо так, с куска. Я так привык к его чудачествам, что не обращал на него никакого внимания. И в этот момент дверь купе распахнулась и на пороге показалась женщина лет сорока в длинном зеленом платье и шляпкой с перьями, а-ля девятнадцатый век. Она как будто сошла с картины художника-портретиста или позировала, и не успела переодеться. Надо сказать, этот наряд ей очень шел. Она напомнила мне господина в ресторане. Господи, подумал я, да он же и так тут, вот он. Но что-то подсказывало мне, что это не так. Не совпадали образы, как ни крути. Глядя на даму, я поздоровался. Она приятно улыбнулась и ответила мне довольно уверенным голосом. Она все еще стояла в дверях, давая какие-то указания проводнику. Ее чемодан на колесиках, зеленый, как и ее платье, въехал в купе перед ней. Голос опять мне напомнил господина в ресторане, и я невольно перевел взгляд на мужчину с сарделькой в руке. Он не поздоровался и не перестал есть, он продолжал с воодушевлением идиота поглощать свою добычу. О воспитании говорить не приходилось. И какой абсурдной была мысль сравнить его с тем человеком. Женщина закончила инструктировать персонал вагона и вошла, оставив дверь слегка приоткрытой.
- Анастасия Дмитриевна – представилась она и села на мою кушетку справа от меня. На человека напротив она даже ни разу не посмотрела, ни когда входила, ни сейчас, словно не видела его в упор.
- Дмитрий – ответил я, и она улыбнулась, сказав:
- Здравствуй, папа.
Я засмеялся вместе с ней. Она элегантно сняла шляпку и проворно, не глядя, забросила ее на верхнюю полку. Слегка поправив золотистые волосы, собранные в широкий пучок сзади, она попросила положить чемодан под сиденье моей кровати, предварительно вытащив из него маленькую сумочку с дамскими принадлежностями. Когда я все сделал, мы уселись обратно. В этот момент дверь купе распахнулась, и показался поднос, который нес проводник. Наша попутчица взяла стакан с кофе и поставила его на столик. Он был горячий и она не решилась его сразу пить. Сосед напротив вообще нас не замечал. А она его. Это было странное зрелище. Со стороны можно было подумать, что они давно знакомы и находятся в состоянии ссоры или вражды. Я решил разрядить обстановку:
- Далеко едете?
- В Минск, там у него конечная, верно? – и она посмотрела на меня вопросительно.
- Да. Поезд Москва-Минск. Все правильно.
Тут до меня дошло, что я ни разу не поинтересовался, куда едет мужчина, навестивший со мной магазин. Я даже не знаю его имени. Интересно, оно у него вообще есть?! За пять минут с женщиной я сказал больше, чем за несколько часов пути с этим чудаком. Наверно, он все-таки стесняется своего заикания, но хотя бы мог поприветствовать даму кивком головы.
- А вы? – спросила она неожиданно.
- А?... А я тоже в Минск. К родне.
Она кивнула и о чем-то задумалась, глядя на дверь. Я собрался с мыслями.
- Если хотите, я могу вам уступить нижнюю полку, мне не сложно.
- Спасибо, я с удовольствием – ответила она и заулыбалась. Она тоже не вписывалась в общий ракурс этого поезда и его обитателей, как и тот человек в ресторане. Чем-то они были похожи, может своей статностью и манерой разговаривать. А может чем-то более глубоким. Я встал и перекинул свою сумку наверх, а ее шляпку отдал ей.
- Мерси – и она снова заулыбалась.
Я пропустил ее к окну, а сам сел справа от нее. Она пила кофе и молча смотрела в темноту за окном.
- Дрянь.
Я резко повернулся в ее сторону с изумлением. Из ее уст это звучало особенно ругательно.
- Кофе дрянь – и усмехнулась. Я издал какой-то звук и чуть сам себя не испугался. Она засмеялась и произнесла:
- Вот-вот.
Теперь рассмеялся я. Мужчина напротив давно перестал чавкать сарделькой, что меня крайне порадовало, потому что теперь его физиономия находилась прямо напротив женщины. Хотя, маловероятно, что это бы его смутило. Он снова погрузился в джунгли Амазонки, и я решил последовать его примеру, достав сверху сумку и выудив оттуда небольшой сборник рассказов Чехова. Минуту спустя я ушел с головой в чтение. Через какое-то время, я залез наверх, оставив наедине мужчину и Анастасию Дмитриевну, несколько минут прислушивался, не заговорят ли они между собой хоть о чем-нибудь, но так ничего не дождался и уснул.

Орша. 6 июля.
Поезд тряхнуло и он остановился. Это разбудило меня и я открыл глаза. В купе было темно, все спали. Привыкнув к темноте, я начал сползать вниз. Нащупал ступеньку и скользнул на пол. Проводники опять загрохотали лестницами и дверьми, пока я ощупывал купе, чтобы ничего не задеть и ни на кого не брякнуться впотьмах. На корточках я надел ботинки и осторожно приоткрыл дверь купе. Коридорный свет ударил в глаза, пришлось зажмуриться. Раскрыв дверь чуть шире, я впустил его в проем нашего маленького бунгало. Он молнией проник внутрь, рассеяв тьму и я увидел все четыре кушетки со столиком посередине. Очень хотелось в туалет, но как только я внимательно осмотрелся, желание как рукой сняло. На кроватях никого не было. Ни одной живой души. Мало того, они были безупречно заправлены, словно на них никто не спал. Я потер виски и попытался осознать, что могло произойти за пару часов моего сна. Включив свет внутри, я сел. Если мужчина ехал из Москвы, а вышел где-то между Смоленском и Оршей, понять можно. На каком-то полустанке между ними остановка была. Но дама… Она же вошла в Смоленске, глупо ехать такое мизерное расстояние в купе на таком поезде. К тому же она упомянула, что едет до Минска. Я вспомнил о вагоне-ресторане и догадался, что они, возможно, разговорились и направились перекусить или выпить в баре. Надо было умыться и примкнуть к их кампании. Краем глаза я заметил на кушетке безымянного соседа журнал. Приглядевшись, я чуть не подпрыгнул. Там лежал журнал с Юпитером и драконом. Схватив его, пролистав несколько страниц, стало понятно, что дело не в обложках, это действительно был журнал об астрономии, мифологии и о каких-то математических формулах. Кстати, карандашом на полях были сделаны пометки, но понять я их не смог. Ребусы, цифры, параболы… Положив журнал на место, я взял полотенце и пошел в туалет. Он был свободен и я уже через пару минут вышел обратно в коридор. Постукивание колес – единственное, что нарушало тишину вагона. Все купе были закрыты, ни из одного не доносилась болтовня или музыка. Выйдя в тамбур, он оказался на редкость не прокуренным, я шагнул в пространство между вагонами и вошел в тамбур соседнего вагона. Тут тоже оказалось чисто и ничем не воняло. Миновав дверь, я оказался в плацкарте. И вот здесь я начал не на шутку нервничать. Нигде в проеме не торчала пятка с дырявым носком, обуви на полу не было вовсе, и стояла гробовая тишина. Я начал прислушиваться хоть к чему-либо. Только стук колес. Сделав шаг и попав между первыми койками, я огляделся. Там также как в моем купе были заправлены кровати, на которых никто не спал. Ни вещей, ни грязи, ни одной помарки. Дальше все шло по накатанной. В конце вагона я недоумевающее оглядел пройденное расстояние и у меня закружилась голова. Я схватился за первый поручень и немного постоял. Что за чертовщина?
То, что я понял дальше, чуть не вызвало у меня сердечный приступ. Поезд же стоял в Орше, не ехал! Откуда стук колес? Когда я шел умыться, поезд точно стоял. А когда я вышел из купе, он ехал… Нет. Он точно стоял, но стук колес был. Я осел, держась рукой за поручень и решая, куда сперва идти – к проводнику или в ресторан. За окном картинка была статичной, поезд явно никуда не двигался, однако стук колес все равно продолжался. Голова кружилась, но стало легче и я выпрямился. Тяжело вздохнув, двинулся в сторону ресторана. Раскрыв дверь со стеклом посередине, я растерянно оглядел зал. Пусто. Бармен отсутствовал тоже. Бутылки и посуда, все прочие принадлежности были на своих местах. Все блестело и сияло чистотой. Я протер глаза – ничего не изменилось.
Неожиданно меня посетила мысль не возвращаться в купе, а пройти дальше, в следующий вагон. Решено. Аккуратно ступая, я дернул ручку двери. Она не поддалась. Но такого не может быть, посетители другой части поезда также имели возможность ужинать в ресторане, кто мог запереть дверь с одной стороны, но оставить открытой с другой?! Оставалось только вернуться обратно, вышибить эту махину было не в моих силах. Добравшись до своего купе, я еще раз проверил его. Там никого не было. Теперь вся надежда на проводника, он-то должен знать, что происходит или что произошло. Живот начало крутить, но не от голода, а от нервного напряжения. Я постучался в его кабинку. Тихо. Поезд стоял, двери наружу закрыты, на платформе пустота, только вокзальная башенка с желтой надписью «Орша» хоть как-то поддерживала связь с этим миром. Я постучался громче и даже крикнул, на случай, если тот уснул. Едва коснувшись ручки, я понял, что дверь не заперта. Сердце упало в пятки. И здесь пусто. Его диванчик также аккуратно заправлен, везде убрано, ни соринки. На низком столике я заметил связку ключей. Ее я тут же свистнул, возможно, она могла открыть хоть какие-то двери. Сначала я вышел в тамбур и попытался раздвинуть двери руками, но попытка провалилась. Они намертво замкнулись. Теперь оставалось бить стекло и я подумал, что лучше будет это сделать из коридора, там оно больше и выбраться будет легче. Я поискал, чем бы это удобней сделать, в кабинке проводника ничего дельного не попадалось на глаза. Меня осенило. Чемодан дамы. Может, он еще там, под кушеткой. Я метнулся в купе, поднял лежак… естественно, пусто. Все крупные детали поезда были прикручены одна к другой огромными шурупами. Тогда я решил обыскать другие купе, возможно в них что-то найдется. Дергая за ручки по очереди, я прошелся по всему вагону, везде было заперто. Тогда я крикнул как можно громче:
- Есть кто живой!?
Мне ответила тишина. Скорее всего и все эти купе были пустыми. Не могли же все разом оглохнуть. Но почему они все вышли, а меня никто не разбудил?! Я почувствовал досаду и беспомощность. В конце концов, от всей абсурдности ситуации, со всего размаху, я ударил по столику своего купе снизу ботинком. Что-то треснуло, и я нанес еще один беспощадный удар. Он почти отлетел от креплений, но еще держался. Остальное я проделал руками, вывернув его с остервенением и отшвырнув на пол. Отдышавшись, поднял и вышел с ним в коридор. Теперь надо было найти слабое место на стекле и хорошенько приложится. Честно говоря, мне было глубоко плевать, где это место, просто хотелось разнести все вдребезги и выбраться из этого поезда. Я обернулся в сторону купе и заметил упавший журнал с драконом на полу. Что-то торчало внутри него. Мне захотелось посмотреть, и я сразу же вспомнил, что мерзкий тип напротив так и не вернул мне мою купюру. А сейчас что-то похожее выглядывало закладкой из журнала. Вытащив, я опять был удивлен. Это была денежная купюра, но только не моя. В том смысле, что я вообще не знал к какой стране она принадлежит. На ней значилась цифра в пять тысяч, но, ни городов, президентов или чего-то знакомого я не нашел. Она изображала сцену приношения даров каким-то древним богам, напоминавшую мне ассирийцев, египтян или шумеров. Одежды жрецов были смешанными и мною не определяемыми. Я запихнул купюру в карман брюк, журнал взял себе, убрав его в сумку и вернулся к столику как к стенобитному оружию. Схватившись поудобней за углы, я как следует размахнулся и…
Жуткий вой заставил меня замереть на месте. Я выглядел как скульптура дискобола, с той разницей, что внутри меня все перевернулось, и кровь отхлынула у меня от лица. Такого воя я не слышал никогда. Он повторился снова, уже дольше, с хрипотой и где-то очень рядом. Неожиданно за окном метнулась тень, фонари на перроне дали мне возможность едва разглядеть ее. Голова на длинном туловище и волчьи уши, стоявшие торчком. Это все, что мне удалось понять. Стук колес стих, потом прекратился совсем. Я размышлял, как мог, что делать. Минуту спустя послышался рык со стороны уличных дверей и снова вой. И кошмарный крик человека, словно кого-то разрывали на куски. Опять вой с хрипотой, рык. И что окончательно меня добило – чавканье. Что-то хлюпало и рычало, а потом как будто засмеялось получеловеческим голосом. Желание бить стекло у меня пропало. Я услышал скрип, царапанье по входной двери в вагон. Я попятился и схватился за ручку купе. Дальше я не помню толком ничего – только жуткое рычание и громоподобные удары по двери снаружи, словно кто-то с дикой яростью пытался попасть внутрь. Я пошатнулся, наполовину вошел в купе и от ужаса бешеных стуков потерял сознание.
Когда я очухался, поезд ехал на достаточно высокой скорости, можно сказать, несся как ветер. Кое-как я добрался до карты пути, висевшей напротив кабины проводника. После Орши мы должны были останавливаться в Толочине. Я посмотрел на часы, доехать до него мы еще не могли. Вообще, у меня возникли сомнения, относительно присутствия на своих местах машинистов. С другой стороны, кто-то же должен был останавливать и запускать поезд. Мой вагон находился в самой середине состава, но добраться до машинистов можно было только на станциях, первым ехал почтовый вагон, да и сам локомотив не имел прямой связи с вагонами, а цеплялся к составу сцеплением без тамбуров, чтобы его можно было легко менять и перемещать.
Вдруг я услышал скрип. Посмотрев в проход, я никого не увидел, да и некого было особо ждать. Спустя несколько секунд скрип повторился, а за ним послышался характерный звук открывающейся двери купе. Остолбенев, я таращился в коридор, не зная чего ждать. По ногам пролетел сквозняк, словно бы кто-то открыл окно. Причем сквозняк морозный, хотя на дворе лето. Из купе показалась фигура. Женщина. Вот только возраст ее я точно бы не смог определить, так как она выглядела одновременно и на двадцать и на шестьдесят. Волосы вроде бы были светлыми, но по ним прошлась очевидная седина. Стройная, даже худощавая и высокая, она повернулась и заметила меня в конце коридора. Медленно она направилась в мою сторону. Ее шатало как пьяную, и она периодически цеплялась за поручни под окнами и за ручки дверей. Казалось, сквозняк пронзил все мое тело насквозь и я крикнул:
- Стойте! Кто вы?
Она то ли не слышала, то ли ей было все равно, что я говорю. На полу я увидел квадратную доску, которая была моим столиком в купе, и схватил его.
- Стойте!
Но она шла, опустив голову, с падающими волосами прямо ко мне. Я приготовил свое оружие. Метров за пять она резко остановилась и подняла на меня голову. Я посмотрел ей в глаза и подумал, что сейчас я снова лишусь чувств. Это были глаза полоумного человека, радующегося на старости лет крутящейся юле, но вот оскал был совсем не добрый, волчий. Она пыталась что-то произнести, но у нее не вышло. Запрокинув голову назад, она замахала руками перед собой, словно кого-то отгоняя. И тут произошло самое неприятное. Она затряслась, руки забегали ходуном, голова вытянулась на шее в мою сторону. Взглянув в ее глаза еще раз, я увидел, как они налились красным. Каждый капилляр выступил из белков, ее по-прежнему трясло, она выглядела как одержимая. Я сделал пару шагов назад, и в этот момент глаза, которые уже вываливались из орбит, лопнули как надувные шары, разбрызгивая содержимое на пол и окна. Я издал звук омерзения и покрепче взялся за столик. Какое-то время она постояла без глаз, размахивая руками, а потом рухнула на пол как бревно, ударившись лицом. Раздался хруст. Она, похоже, сломала себе нос, и замерла. Постояв со столиком в руках с минуту, я положил его и почувствовал, что поезд замедляет ход. Я решил дождаться полной остановки и не трогать тело.
Когда показалась платформа, я присмотрелся и увидел табличку с надписью. Прочитав ее, я задумался. Богушевск. Что-то я не припоминал такого названия. Ехал я не в первый раз по этому маршруту и думал, что знал все основные пункты остановок. Любопытство взяло верх, и, переступив, через женщину, стараясь не испачкаться в разбрызганных глазных яблоках, я протиснулся в свое купе. В сумке у меня была карта. Прикрыв дверь и роясь в сумке, я поймал себя на мысли, что страх и волнение вообще покинули меня. Все шло так, как будто случалось со мной каждый день. И ни женщина в коридоре, ни отсутствие людей, ни волчьи рычания и крики боли абсолютно не выводили меня из равновесия. Неизвестно откуда взявшийся покой и самоконтроль полностью окрылил меня, нутро наполнилось теплом. Найдя карту, я пожалел, что разнес в щепки столик. Я развернул ее на сиденье. Поезд молчаливо стоял, с закрытыми дверьми, никто не входил, не стучал, перрон был пуст. Новый для меня город оказался совсем не там, где я ожидал его увидеть. Вместо того чтобы ехать на запад, в Минск, он повернул на север. И сделал он это в Орше, по-видимому. Карта имела и сеть железнодорожных путей. Больше было повернуть негде. Богушевск оказался городком между Оршей и Витебском. Изменение маршрута без оповещения невозможна. Я улыбнулся. Оповещать было просто некому. Если бы случайно неправильно перевели стрелку на перегоне, машинисты точно спохватились бы. Если они там есть.
Я прислушался к тишине. Может, стоило еще раз попробовать разбить окно?! Наученный горьким опытом, я вышел в коридор, игнорируя женщину на полу, и стал всматриваться в окно. Столик я на всякий случай взял в руку. Вся обстановка напоминала мне романы Стивена Кинга, похожие вещи случались там часто и редко заканчивались хорошо. Я не знал, бить или не бить. Так я и всматривался в окно, пока поезд не громыхнул и тронулся. И в этот момент я нанес сокрушительный удар. Стекло треснуло, но не разбилось. Поезд медленно, но верно набирал ход. Я размахнулся еще раз…
Опять раздался скрип. И снова послышался звук открывающейся двери купе. Я замер и повернул голову, сохраняя позу с размахнувшимся столом в руке. Из купе, располагающегося рядом, откуда вышла женщина, вышел мужчина, точнее, выглянул и повернул на меня голову, одной рукой цепляясь за косяк. Взгляд у него был аналогичный, только улыбался он мне явно не по-детски и как-то мерзко похрюкивал. Он захохотал, да так отвратительно, что я оцепенел. И вдруг сорвался как бешеный пес, бросившись в мою сторону с безумным воплем, широко раскрыв рот и выставив вперед руки, растопырив пальцы в разные стороны. Мне не оставалось ничего делать, как только подождать его приближения. Стол был готов отразить нападение. Но уродливый псих, в последний момент, словно не видя, а может и, не замечая в своем диком экстазе, споткнулся о тело лежавшей на полу женщины и полетел головой вперед, по-прежнему выставив руки. Я не преминул воспользоваться случаем и со всей дури шарахнул его по башке сверху деревянным орудием. Звук получился гулким и тяжелым. Его голова упала на пол, а я осмотрел стол. На нем оказалась кровь, я рассек этому типу макушку. Но он снова зашевелился и захрипел. Тогда уже автоматически я снова опустил стол на его голову. Теперь он окончательно затих.
Придя в себя, я подумал, что одного стола на всех не хватит, если из каждого купе будут выходить сумасшедшие. Он уже дал трещину, но на пару умалишенных еще должно хватить. К этому времени поезд разогнался на полную катушку. И тут я подпрыгнул! По коридору стали раздаваться звуки, о существовании которых я уже давно забыл. Музыка. Кто-то, если кто-то еще есть в этом чертовом поезде, включил общее радио. Музыка звучала по всем купе и коридору. Только радио было крайне оригинально подобрано. Вместо типичных эстрадных номеров, из динамиков доносилась классическая музыка, вроде Шопена или типа того, сейчас мне было не до эстетического наслаждения, у меня под ногами лежат два жуткого вида трупа и окровавленный столик в руке. Но надо признать, что рояль помог мне немного расслабиться, если можно так выразится в такой обстановке. Голова опять закружилась, и я оперся о стену вагона рядом с окном, глядя на пустую кабинку проводника. Скрипов пока не доносилось. Я решил отправиться в ресторан, ведь в кармане у меня были ключи, чем черт не шутит, но сперва я захотел проверить вагон, что ехал перед нашим. Может там есть что-то полезное. Столик я прихватил с собой, сумку забрал и перевесил через плечо на правое бедро. Открыв дверь, я прошел в тамбур. Опять пугающая чистота и свежий воздух. Я дернул дверь, чтобы открыть проход в соседний вагон и отскочил. Прямо передо мной внизу я наблюдал сцепление с локомотивом и его задние фары. Ветер чуть не снес меня с ног. Я пошатнулся и крепче вжался в пол ступнями. Когда я садился в поезд, мой вагон был посередине состава, теперь же получалось, что я еду в первом. Почтовый вагон вообще исчез вместе со всей чертовой почтой. В голове мелькнуло, что вагоны, возможно, меняли местами, пока я спал, вот только зачем, понять было сложно. Получается, что письма и бандероли до Минска никак не доехали или же их прицепили с другой стороны поезда. Особенно удобно будет встречающим, когда они начнут метаться по всему перрону, друг на друга наступая и выпучив глаза в разные стороны. Радовало одно – не надо бить стекла – на остановке можно просто спрыгнуть. Если честно, такого я не видел никогда. Даже если переставили вагоны, надо же было запирать эту дверь. Хотя, удивляться в этом поезде уже не получилось бы ни у кого. Вот только когда будет следующая остановка и где. Так, теперь надо дойти до ресторана и исследовать его. И желательно по пути туда не наткнуться бы на очередных психопатов с лопающимися глазами. Может это болезнь, главное, чтобы не заразная, поэтому не вляпаться в кровь и не трогать тела было моей установкой. Я не знал ни одной болезни, отчего лопались бы глаза. Предположить я мог только крайне повышенное давление в черепе, но мне думалось, что человек раньше получил бы сердечный приступ, чем бы его глаза выкатились наружу. Еще надо было стереть кровь со столика. Не долго думая, закрыв дверь на улицу, я вытер его первой попавшейся занавеской у окна. Переступая через трупы, я поднял столик с левой стороны на уровне головы и так нес его через весь вагон, чтобы, если безумец выскочит из купе, он не смог бы повредить мне сразу, неожиданно. Это было что-то вроде щита. Благополучно добравшись до тамбура, я представил себе, что мне предстоит путь через весь плацкарт, а что происходило там, я понятия не имел. Теперь столик перекочевал на уровень живота и груди. Я вошел в тамбур плацкартного вагона и насторожился. Оттуда доносилось знакомое чавканье и хрипение. Черт! Обратно не было идти никакого смысла, делать там было нечего, а проверять купе – занятие самоубийственное. Собравшись с духом, я потянул дверь на себя. Наверное, обычному человеку пришлось бы собрать в кулак всю гибкость своего сознания, чтобы не рехнуться от картины, открывшейся моему взору. Описать это можно было только относительно, а если и описывать, то абоненту пришлось бы проявить изрядную долю фантазии и домысла, чтобы полностью представить себе эту паранормальную ситуацию. По вагону хаотично скакали и летали прозрачные, дымчатые силуэты. Они издавали жуткие стоны и рыки, бросались друг на друга, просачивались сквозь предметы и интерьер поезда, однако внешних стен не покидали. Складывалось впечатление, что они не могли пробиться сквозь них и именно это вызывало дикую агрессию и стоны бессилия. У всех были волчьи уши, немного напоминавшие лисьи, торчавшие довольно остро строго вверх. У некоторых были и звериные морды, у некоторых получеловеческие лица без носов, ушей и губ. Они издавали чавканье, вопли, крики и рычания всех мастей. Очень хотелось заткнуть уши, но руки были заняты столом. Не уверен, что мне помогло бы это оружие, но ничего другого не было. Меня они не замечали, продолжая свои бешеные пляски, а я раздумывал, как проскочить мимо них, не будучи поврежденным. Вдруг мне пришла в голову совершенно странная мысль. Попробовать стоило, хотя и было глуповато и рискованно, но махать столом против них было еще более маразматично. Я осторожно вернулся в тамбур и закрыл дверь. Порывшись в сумке, достал оттуда карту и развернул ее полностью как газету. Она была довольно большой – от уровня моего носа до самого пола. Я повесил ее на голову, опустив края по бокам. Столик я бросил у двери. Расправив карту равномерно от макушки до самого низу, я был похож на приведение, которое очень любило географию или после смерти искало свой земной дом с помощью топографических карт. В каком-то смысле, это было именно так, ведь куда ехал поезд, я не знал. И в поезде я был один, совсем как заблудшая душа. Прекратив представлять всякую чепуху, я открыл дверь и снова вошел в плацкарт.
Видимость была образной. Черты прохода и тусклый свет, призраков видно не было, что не могло не радовать. Я начал движение сквозь шум и крики, стараясь идти как можно тише. Неожиданно я почувствовал сильное жжение в районе левого плеча. Над ухом раздалось шипение, оно стало невыносимо горячим. Через мгновение я вскрикнул, так как был абсолютно уверен, что получил ожог и срочно прибавил шагу. Ухо и плечо горели пламенем. А еще через пару секунд то же самое произошло с моей правой лодыжкой. Припрыгивая в своем идиотском наряде, стиснув зубы, чтобы не закричать от ужасного жжения, я выскочил в тамбур, пролетел до двери ресторана, ничего толком перед собой не видя, действуя инстинктивно, наполовину наощупь, выставив руки вперед, и буквально ввалился в ресторан. Сейчас я не сильно отличался от психопатов в купе, вид с картой-накидкой на башке, свисавшей плащом, был тот еще. Но здесь царил покой, безумные звуки пропали и я вздохнул с облегчением. Сняв карту, я начал осматривать лодыжку, закатав штанину. На ней виднелся красноватый след, пятно с белесыми вкрапления в виде точек. На ожог не очень похоже. То же я обнаружил и на плече. Ухо я рассматривал в зеркале за барной стойкой. Очевидно, твари нанесли моему телу урон, вот только, что именно они сделали, и каковы последствия, можно было только догадываться. Я присел перевести дух и достал фляжку с ромом. Сделав пару глотков, я переваривал произошедшее. Возвращаться в купе становилось опасным для жизни, неизвестно как я смогу пройти сквозь этих существ еще раз. А ведь там выход на улицу. Черт, не надо было соваться сюда. И тут я вспомнил, зачем же я сюда хотел попасть. Дверь в следующий вагон. Покопавшись в карманах, я вытащил связку ключей и подошел к заветной двери. Вот только если за ней опять какая-то чертовщина, идти на рожон я зарекся. Перебирая связку и пробуя каждый, я методом тыка нашел нужный ключ. Замок щелкнул и я потянул за ручку. На всякий случай я все же нахлобучил карту, но лицо оставил открытым, напоминая монаха. В проеме я увидел шпалы, уходящие вдаль, поезд проглатывал их на огромной скорости, лес, проплывавший мимо по обеим сторонам, ночь, в которой все увиденное и существовало. Не существовало только остальных вагонов, всего состава, словно его просто отцепили. Вагон-ресторан оказался последним из трех вагонов, исключая локомотив. Голова опять закружилась, но не от скорости или боязни упасть, ветра и прочего, а от несоответствия картины с реальностью. Ветра на такой скорости не было вообще! Это удивило меня даже больше, чем отсутствие вагонов. Я вытянул руку наружу, надеясь почувствовать хоть какой-то воздушный поток. Изумление дошло до предела, когда рука наткнулась на невидимый барьер, пальцы ударились в прочную стену, которой я не видел. Попробовав ощупать стальной косяк вагона, я ощутил знакомый материал. Сталь нельзя спутать. А вот рядом находилось что-то неясное, но удивительно прочное и прозрачное, наподобие органического стекла. Я постучал ботинком снизу, поняв, что разбить мне его не удастся. Я даже не знаю, с чем имею дело. Пошарив по периметру руками, ничего, за что можно было бы зацепиться, я не нашел. Оно было литое и как будто вросшим в вагонную сталь. Дверь свободно покачивалась на петлях справа от меня. И тут поезд снова стал сбавлять ход. Сейчас мне больше всего хотелось оказаться у двери проводника, памятуя о выходе между первым вагоном, ставшим моим, и самим локомотивом.