Москва. 5 июля.
Удушливая жара продолжалась уже неделю, и я расстегнул ворот рубашки еще шире. В правой руке я нес небольшую сумку, вещей с собой было немного, так как я собирался погостить у родственников всего два или три дня. Ветра почти не было. Зато народу на белорусском вокзале набралось уйма, впрочем, удивляться нечему. Вокзал есть вокзал. Публика тут всегда разношерстная, от св-пассажиров до сидячих бродяг, распивающих дешевое спиртное прямо на сиденьях. Но сейчас меня больше всего волновала жара. Очень хотелось пить. С собой у меня была металлическая фляжка с ромом – очень хороший напиток от удушья, в отличие от остальных крепких напитков, и бутылка минеральной артезианской воды, которую я зарыл на самое дно сумки, о чем теперь жалел. План был прост – добраться до вагона, сунуть билет проводнику, юркнуть внутрь, плюхнуться на сиденье своего купе, покопаться в той самой сумке, выудить оттуда бутыль и насладиться большими глотками прохладной жидкости. Настроение улучшалось, пока я представлял себе эти большие глотки.
Проводником оказался усатый пожилой дяденька лет шестидесяти. Он взял у меня билет и пригласил в вагон, назвав мне место. Я вошел в поезд. Пахло прогорклым маслом и резиной. Но терпимо. Отыскав купе, я открыл дверь и увидел одного мужчину, который пил чай из пластиковой бутылочки и читал какой-то журнал. Я поздоровался и сел напротив. Казалось, его абсолютно не беспокоит, кто я такой. Он что-то буркнул себе под нос, не отрывая взгляда от чтива. Мне, в общем-то, и не очень хотелось знакомиться с кем-либо, по крайней мере, пока. Мысль о воде не давала покоя, поэтому я стал рыться в сумке, ища заветную бутылку. Вытащив пару брюк, свитер и книгу, я нашел искомое и повернул крышку бутылки. Она резко издала характерный пшик, крышка сорвалась и бутылка заплясала у меня в руке как шейкер, разбрызгивая содержимое по всему купе. Мужчина напротив подскочил как ужаленный, бросив журнал на пол. Глаза его выпучились, как будто он увидел змею, извивающуюся в моих руках, и издал странный гортанный звук. Пока он изображал жертву, я ловко подобрал и закрутил горлышко, чтобы не остаться совсем без воды и не замочить все купе.
- Простите, я ее растряс по дороге – сказал я, доставая платок из кармана брюк и вытирая сиденье. Мужчина, казалось, был крайне недоволен и принялся поднимать журнал с пола, опять что-то бормоча. На этот раз я расслышал часть его слов. Что-то вроде «ну что же это такое» и «только купил». Мне стало неловко, и я сказал, что если журнал безнадежно испорчен, я могу быстро сходить на перрон и купить ему новый. Он сначала подумал немного и сказал, что все нормально, он намок только на обложке, а вот если я схожу к проводнику и куплю ему пива, он против не будет. Я задумался. Сперва мне показалось это нагловатым, я же не официант, и пролил воду не нарочно. Но несколькими секундами позже все пропало и мне даже стало немного весело. Собеседник, пусть пока и один, будет занятный. Все-таки ехать мне до Минска (приедем засветло) и время всего семь вечера, надо как-то хотя бы не портить отношения, даже если дальше придется ехать молча.
Я вышел из купе, и хотел было направиться к проводнику, как тут мне преградил дорогу огромный рюкзак. Было похоже, что рюкзак путешествовал сам, за ним я не видел ничего в проеме двери. Он висел в пространстве коридора и не двигался. Я подождал пару секунд, а потом постучал по косяку двери. Реакции не последовало, и я кашлянул. Рюкзак задвигался из стороны в сторону и потихоньку начал оборачиваться вокруг своей оси. Кто-то захрюкал и еще немного спустя появилось красное лицо с заплывшими глазами. Человек то ли не выспался, то ли погулял накануне, а скорее всего и то и другое. Я деликатно указал ему правым указательным пальцем в сторону выхода. Именно в той стороне и находился проводник. Рожа заулыбалась и произнесла «извините». Запахло луком и зубной пастой одновременно. Вся эта масса начала смещаться влево от меня, и я протиснулся сразу, как только представилась возможность.
Проводник отсутствовал. Я прошел дальше, к выходу. Он стоял у вагона и ждал пассажиров. Отвлекать его я не решился и подумал зайти к нему, как только тронется поезд. Обернувшись в сторону купе, глаза мои раскрылись от удивления. Краснощекого рюкзака не было. Моя прогулка заняла в лучшем случае секунд десять-двенадцать. Видимо, он поселился в соседнем купе и быстро зашел туда, пока я разбирался, что делать с проводником. На кой черт он стоял в проходе, я не знал, возможно, ждал снаружи, пока кто-нибудь переодевается внутри.
Вернувшись в свое купе, я сообщил, что проводник еще занят, и я схожу к нему попозже. Мужчина посмотрел на меня и сделал глазами знак, что все в порядке. Аккуратно откупорив бутылку, я наслаждался водою. Напившись вдоволь, я откинулся на спинку сиденья и невольно рыгнул. Мужчина, не поднимая головы, усмехнулся. Я подумал, что надо мной, но он развернул журнал и поднес к моему лицу на вытянутой руке статью и фотографии, которые были напечатаны вместе на странице. Там красовался огромный питон и мангуст, на которого тот охотился в каком-то тропическом лесу. Заголовок рядом гласил «Что способен съесть питон». Мужчина опять буркнул что-то несвязное, вроде «страшилище» или «страшновато». Он все еще держал журнал передо мной, надеясь, что я возьму почитать. Ради вежливости, я протянул свою руку. В этот момент он забрал его обратно и принялся читать дальше. Однако, странный тип. Молчит, только что-то бормочет. Хотя про пиво он высказался довольно отчетливо. Голос у него был гулкий и одновременно скрипучий. Он был полноват и я подумал, что рационально высказываться он может только о пиве. Я рассмешил сам себя и хихикнул. Он вскинул брови, озадачившись, что может быть смешного в том, что страшилище-питон проглатывает беззащитного мангуста. Теперь уже была моя очередь подавать глазами знак, что все в порядке. Он вернулся к своим джунглям, а я подложил подушку, закинул ноги на кровать, вытянулся, заложил руки за голову и закрыл глаза. Несмотря на летнюю жару, в поезде было прохладно. Я впал в легкую дремоту и стал ожидать новых соседей. Это занятие показалось мне несколько азартным и в голове поплыли образы предполагаемых попутчиков наподобие калейдоскопа. Вообще, я надеялся встретить кого-нибудь помоложе любителя шлепать губами, проламываясь сквозь мангровые леса Амазонки, так как с ним перекинуться хоть парой слов не предстояло возможным. Да и желания большого особо не возникало. Образы накладывались один на другой, мужские лица сменялись женскими, я даже увидел пассажира с собакой, а когда всплыл вид дряхлого старика с попугаем на плече, и, представив их встречу с краснощеким рюкзаком в коридоре, я рассмеялся вслух. Что бы интересно, сказал бы говорящий попугай, если бы ему вместе с хозяином пахнули бы лицо зубной пастой, явно не заглушавшей луковичного амбре. Я засмеялся еще сильнее, закрывая рот левой рукой. Смотреть на соседа я даже не думал. Представив его изумленное выражение лица, как бы он вскочил и понесся к проводнику с криком, чтобы его отсадили от откровенного психа, поливавшего его водой из бутылки (а заодно и его людоедский журнал), а после хохочущего неизвестно над чем, я вынужден был повернуться к стенке и заткнуть себе рот подушкой. Из моих глаз брызнули слезы смеха, и я скорчился в позе эмбриона, забыв, что на подушке нет наволочки, кусая истерично ее зубами и сотрясаясь от смеха. Мужчина, должно быть, забыл о своих питонах и вытаращился на меня, подумывая, что со мной приступ, и что стоит вызвать кого-то на помощь. Эта мысль вызвала новую волну смеха и я уже схватился рукой за живот, чтобы не так сильно трястись и не вызвать мысль, что я болен эпилепсией или чем-то вроде того. Отдышавшись, я открыл глаза и посмотрел на стенку, в которую упирался мой взгляд. Переведя дух и забыв о попугае, питонах и краснощеких рюкзаках, я осторожно сел на кровати, откинувшись спиной на подушку, слегка ее приподняв. И краем глаза посмотрел в сторону соседа.
Его не было. Я опешил. Я не слышал, как он ушел. Журнал лежал на столике между нами. Посмотрев в окно, я ничего не увидел, кроме фонарей на перроне и кучки опаздывавших пассажиров. Возможно, он вышел покурить или просто пройтись, размять кости. Представив сцену, где он сталкивается с луковым рюкзаком, я опять заулыбался. Он точно никому не даст погулять по коридору, если будет валандаться с ним туда-сюда. Появившийся в голове образ распластавшегося на полу хозяина попугая, выкрикивавшего ругательства, и вопящего попугая, сбитых огромным рюкзачищем, которых никто не замечает и до которых никому нет никакого дела, я опять расхохотался.
Глотнув немного воды, мне стало интересно, куда подевался мой сосед и, открыв дверь купе, я выглянул в коридор. В районе туалета собралась очередь из трех человек, но его там не оказалось. Закрыв за собой дверь, я пошел в сторону выхода. До отправления еще было семь минут, и я спрыгнул на перрон, расслышав замечание проводника о скором отправлении. Сделав несколько движений руками, стало заметно легче во всем теле. Правда, жара дышать полной грудью не давала. Я спросил проводника о своих планах купить соседу пива. Он ответил, что как только поезд тронется, он с удовольствием продаст мне несколько бутылок и озвучил цену. Я кивнул и огляделся по сторонам. А вот теперь мои глаза из засмеянных щелок округлились до уровня испуганного лемура. В поезд, что стоял напротив и шел в Полоцк, протягивал билет, и после заходил, тот самый краснощекий рюкзак с чудесными ароматами своей ауры. Я начал догадываться, куда исчез он ранее из моего вагона. Он перепутал поезд. Постойте, ну как проводник смог его впустить по другому билету?! Или он кого-то провожал? Картинка как-то не клеилась, но разум подсказывал, что объяснение есть. Жара тоже не была подмогой. Да и черт с ним, подумал я, хоть луком никто вонять не будет и ночами петь в пьяном угаре идиотские шлягеры прошлых лет. И вернулся в поезд.
Войдя в купе, я застыл. Мой сосед сидел, как ни в чем не бывало на своем месте, отхлебывал чай из бутылочки и читал свой журнал.
- Я не заметил, как вы вышли – сказал я, явно интересуясь его реакцией на мое поведение и проявляя любопытство по поводу его исчезновения. Он промолчал, взглянув на меня каким-то растерянным взглядом, поставил бутылочку на столик, откинулся на спинку и очень четко, с прекрасной дикцией и несколько повысив голос, произнес:
- Молодой человек, я никуда не выходил, я сидел все время здесь.
Я смотрел на него с недоумением, переходящим в раздражение. Ненормальный точно. Но меня поразил его голос, внятный, без бормотания и хлипких звуков. Он сидел величественно и потусторонне, сложив руки на животе, и смотрел в окно. Вместо моего соседа сидел человек, явно уверенный в собственных силах и спокойный во всех отношениях. От него источалось какое-то благодушие, несмотря на его резкий тон. Мне на ум пришел пример царственной особы, только путешествующей явно не в том вагоне, не с тем контингентом. Рюкзаки, простолюдины были отнюдь не его спутниками жизни. Раздражение пропало, уступив место загадочности. Я решил уточнить:
- То есть, вообще никуда не выходили, с тех пор как первый раз вошли?
Он взглянул на меня. Глаза его были туманными, уходящими вдаль, словно всеми мыслями он был где угодно, только не здесь.
- Именно так.
Я пытался воссоздать картину по звеньям. Сев на кровать, я снова приложился к воде и со скрещенными ногами уселся, прильнув к спинке кровати своей спиной, лицом к попутчику. Я смотрел в окно.
Я вошел – он сидел – я отвернулся – он вышел. Вариант первый. Я вошел – он сидел – я отвернулся – он сидел – я вышел – он сидел. Вариант второй, предложенный незнакомцем. Мой был логичнее, ибо, когда я выходил, его точно не было, я помню свое изумление по этому поводу. Значит, он лжет. Зачем?
Неожиданно поезд тронулся с места. Скрипнули сцепления вагонов, прозвучал свисток, и вагон начало мягко покачивать. Никого из пассажиров не вошло и это меня тоже удивило. Обычно на этом маршруте всегда полна чаша народу, а тут никого. Правда, по пути еще много остановок и уж тогда-то точно кто-нибудь войдет и разбавит нашу своеобразную кампанию. Я поймал себя на мысли, а так ли сильно мне этого хотелось. Но потом я сообразил, что несу какую-то ахинею и вопрос исчез из моей памяти. Я снова уставился в окно в надежде увидеть в поезде напротив краснощекий рюкзак. Его, естественно, не было. Он, наверно, уже уселся радостный на свое место и открыл фляжку с ромом. Стало почему-то печально. Я загрустил по родителям, возлюбленной, оставленных в Москве. Уезжать не хотелось, тут еще этот тип со своими выкрутасами. Может, поспать, хлебнуть рома, пара конфет у меня с собой есть. Что-то останавливало меня, не давало лечь и забыться, свербело изнутри, побуждая к действиям. Тут меня осенило прогуляться до вагона-ресторана и поесть. Я совсем забыл о чувстве голода, решая головоломки в своем сознании. И не ел я давно, часов шесть. Воодушевленный, что мне не обязательно сидеть в одном помещении с этим странным человеком, пусть он даже казался благодушным, но все-таки двуликим, я сел на кровати, обул ботинки и, повесив сумку на плечо, поднялся к выходу из купе. Мужчина зашелестел журналом, явно обращая на меня внимание. Неожиданно мне послышался за спиной хлопок ладоней или что-то похожее на этот звук. Я обернулся, чтобы пояснить на всякий случай мое временное отсутствие и с облегчением понял, что он просто шмякнул журналом о столик, отчего и создалось ощущение хлопка. Мужчина смотрел в окно на пролетавшие деревья и как будто прощался с Москвой. Я разделял это ощущение. Видимо, он тоже житель этого города. А почему меня напугал хлопок?! Эта мысль застряла в голове, я был не из пугливых. Даже выстрел не заставил бы меня пригнуться.
И тут холодок пробежал у меня по спине. На столике лежал другой журнал. Тот, что о питонах, был зеленоватым, с изображением рептилии на обложке. Этот был посвящен астрономии или смежным с ней наукам. Обложку украшала планета Юпитер, которую охватывал своим хвостом огромный дракон, взвившийся над ней. Может, научная фантастика, подумал я. Но легче не стало. Если только он сменил обложку, что в вагоне не имело никакого смысла.
- Простите, похоже, я все же испортил ваш журнал, и вы сняли обложку. Вы не сердитесь?
Он повернулся ко мне и снова передо мной предстал глуповатого вида человек, робкий и пугливый. Сердце застучало в груди в бешеном ритме. Глаза не знали куда смотреть, на журнал или на его метаморфозу.
- Чччто? Журнал? Ппустяки…
И он снова приложился к бутылочке с чаем. Казалось, журнал его мало интересовал. Чай ему нравился больше. Я, наконец, рассмотрел его получше. Раньше я не обращал внимания на его одежду. Он был в строгих черных брюках, мятых и с рваной бахромой у ботинок. Ботинки тоже были строгие, черные, но носил он их явно не первый сезон. Скорее, даже и не второй. Под жилеткой, такой же черной, как и все остальное, виднелась белая рубашка тоже не первой свежести, с засаленным воротничком. Пришла мысль о его холостяцкой жизни и наплевательском отношении к одежде. Зато рептилии его интересовали. Наверно, ученый, давно похоронивший шансы выбиться в доктора.
Такой осмотр отвлек меня от мыслей о журналах и его преображениях. Я решил отложить исследования своего разума по поводу пассажира.
- Я схожу до вагона-ресторана, может, чем поживлюсь. Очень кушать хочется. Если кто-нибудь зайдет, скажите, что место занято, а то знаете, как бывает.… И если будут проверять билеты, вот – я протянул ему свой билет.
Он выглядел растерянным, словно обвиняя, что я бросаю его тут одного.
- Кстати, если проводник заглянет, скажите, чтобы принес вам пива, я приду и расплачусь с ним.
Раздумывая над его скорбным молчанием, я вынул купюру, которой хватило бы как минимум на пять бутылок и положил на столик рядом с журналом. Он проводил купюру взглядом и сонно кивнул.
- Вы есть не хотите, я могу купить для вас что-нибудь…
Он замотал головой и отрицательно выставил ладонь в мою сторону. Больше мне сказать было нечего, и я открыл дверь. Когда я обернулся, на кровати сидел уставший и сонный мужчина средних лет, отрешенно глядя в окно. Я вышел и захлопнул дверь.
В коридоре никого не оказалось, даже обслуживающего персонала. Вагон-ресторан находился через один вагон от моего. Я остановился у окошка, слегка отодвинул штору и посмотрел на улицу. Показалась кольцевая автодорога, мы покидали Москву.
Скоро я вернусь сюда, просто надо навестить старых родственников, неизвестно когда я еще раз их увижу и увижу ли вообще. В сумке у меня были и переданные необходимые редкие лекарства. Я зашагал по коридору, чтобы перейти в следующий вагон.
Проходя прокуренный тамбур, я заметил двух девушек, весело хихикающих, с тонкими сигаретами, как-то неопрятно одетых. Они взглянули на меня и продолжили свой веселый разговор. От табачного дыма я закашлялся. Я бросил курить несколько лет назад и не представлял возможным для себя начать снова. Пропахший и закашлявшийся я ввалился в соседний вагон. Он был плацкартным, с полок торчали дырявые носки, чулки, воняло потом и туалетом. Я стал протискиваться сквозь эти баррикады, лавируя головой между чужими ногами, стараясь не слишком футболить выставленную в проходе обувь. В нескольких отсеках играли в шашки, карты, пили пиво, громко разговаривали. Где-то в конце этого тоннеля истерично вопила девушка. Дойдя до крика, я обнаружил, что ее тискает какой-то прыщавый пацан, а девушка истошно кричит от щекотки и заливается каким-то утробным смехом на весь вагон. Я снова оказался в тамбуре. Здесь помимо табака царил перегар. Видимо, распивали прямо тут, не смущая проводников или прячась от сварливых жен. Эту зону отдыха я также миновал быстро. Войдя в следующий вагон, меня приятно ослепил более яркий свет и откуда-то доносилась легкая музыка. Справа барная стойка сияла бутылками с подсветкой на полках, было чисто, не пахло сигаретами, хотя за некоторыми столиками курили, не было толчеи и можно было выбрать столик у окна, что я не упустил сделать. Определившись с местом, я взял лежавшее на столе меню и принялся его изучать. Через минуту ко мне подошел официант, и я сделал заказ. Он ушел, а я начал разглядывать обстановку и посетителей. Народу было немного, максимум треть от всего зала, и публика была вполне адекватной. Если учесть цены в меню, становилось ясно, почему. Но меня это как раз устраивало, и я лениво откинулся на спинку стула, переводя взгляды от окна, по залу, до барной стойки и обратно. В животе урчало. Вдруг я вспомнил о своем незнакомце и подумал о том, чем он сейчас занимается там, один, грустный со своим журналом и бутылкой чая. Странно, но меня не очень беспокоила перемена его внутренней сущности и наличие разных журналов на столе. Мне вообще не хотелось о нем думать. Я принялся изучать солонки, салфетки, зубочистки – все, что было на столике, чтобы скоротать время ожидания. Вскоре пришел официант с подносом и начал раскладывать приборы и выставлять блюда. Я заказал жареную рыбу с овощами на гриле, кофе и сладости. Запах сражал наповал. Блюда были также изящно украшены. Я пододвинул тарелку поближе и когда официант ушел, принялся за рыбу с большим воодушевлением. Ловко орудуя ножом и вилкой, я в пять минут разделался с основным блюдом. Кофе источал аромат, сладости смотрели на меня, переливаясь кремом, глазурью и фруктами. Я сделал несколько глотков и хотел было взять одно из пирожных, как рука моя замерла, взгляд застыл, рот остался полуоткрытым. По спине опять пробежал холодок. Через два столика напротив меня сидел мой купейный сосед и с большим интересом изучал меню. На меня он даже не смотрел, словно никогда и не знал. Но не видеть меня он не мог. Столики между нами были пустые. Я аккуратно поставил чашку с кофе на блюдце, вернул пирожное на тарелку и уставился на него. Теперь я понял, что передо мной сидел не пугливый заикающийся человек, а тот элегантный, с холодным взглядом, уверенный в себе господин. Одежда на нем была та же самая, с разницей в том, что она была идеально чиста и выглажена, словно он ее только что купил в ближайшем магазине и сразу одел.
Ошибки быть не могло, это мой сосед. В голове закопошились вопросы. Что если он просто переоделся (второй комплект одинаковой одежды меня смутил) и тоже решил поесть вслед за мной. Отсюда возникали другие вопросы. Как он мог пройти за мной в ресторан незамеченным. Я сидел на втором столике слева от двери, у окна, и все, кто входил, в любом случае оказывались бы в поле моего зрения, я бы невольно кинул бы взгляд на входивших. Ну а если я его пропустил, с любовью поедая рыбу, почему он так опять изменился в лице. Там не было даже намека на робость или сомнения в своих действиях. Я решил привлечь его внимание и посмотреть что будет. Пододвинув вилку к краю стола напротив себя, я ткнул ее пальцем. Она не брякнула, полы поезда были то ли покрыты линолеумом, то ли похожим материалом. Эффекта не получилось. Я закусил губу и задумался. И тут я решил, что надо встать. К тому же он уже положил меню на стол и, уже обычно, смотрел в окно. Так я и поступил. Он повернул на меня голову, посмотрел на меня, в мои глаза… и также отрешенно повернулся обратно к окну. Я сел. Чувствовал я себя глупо. Но больше всего меня смущало не мое поведение, а его причины. Может в поезде едут близнецы? Тогда бы ехали вместе или хотя бы общались. Хотя, не знаю, как могут общаться столь разные люди, несмотря на одинаковую внешность. Мне пришла идея проверить моего соседа. Я подозвал официанта и предупредил его, что я отойду на три минутки, чтобы он ничего не убирал с моего столика, а также приглядывал за господином напротив. Если тот уйдет за время моего отсутствия, пусть он засечет время после моего ухода. Я намекнул на щедрые чаевые, и официант кивнул мне в знак согласия. Я покинул ресторан довольно спешно и теперь лавировал между дырявыми носками, чулками и брошенными ботинками как заправский гонщик. Дойдя до своего купе, я открыл дверь. Там никого не было. Я посмотрел на журнал. Юпитер с драконом. Схватив бутылочку, я открыл ее и понюхал. Чай. Но с каким-то специфическим запахом, похожем на корицу или кардамон. Постояв немного и поразмыслив, я ринулся обратно в ресторан. Стоп. Надо проверить туалет! Схватившись за ручку, я сильно дернул. Резкий запах химикатов ударил в нос, и я закрыл дверь. Проходя в очередной раз мимо всех плацкартных пассажиров, я слышал насмешки и гогот в свой адрес, но не обращал на это никакого внимания. Войдя в ресторан, я увидел господина-соседа, спокойно вкушающего отбивную с картофельным пюре и стаканом сока. Сев за свой столик и отхлебнув остывшего кофе, я принялся уплетать пирожные одно за другим. Снова разыгрался аппетит. Мне так даже лучше думалось. Вот только мысли все разбегались, и сложить их в более или менее логичную картину не представлялось возможным. Так я и сидел, думая, что же предпринять и надо ли мне это вообще. Разум подсказывал, что разобраться необходимо, но не знал с чего начать еще. И тут человек встал из-за стола, сложив приборы на тарелке, бросив туда же скомканную салфетку. Я замер. Он медленно направился к выходу в сторону моего вагона. Я сделал вид, что занят эклером и таращусь в окно. Боковым зрением я заметил, что он притормозил недалеко от меня… и вдруг пошел в мою сторону. Эклер застрял у меня во рту, я не мог пошевелиться. Он подошел к моему столику и обратился ко мне:
- У вас упала вилка. Ждите женщину.
Он улыбнулся, указывая глазами на пол. Я как гипсовый больной повернулся к нему с пирожным во рту. Рукой я положил эклер на тарелку и посмотрел ему в глаза. Должно быть, я казался ему нелепым. Он продолжал мягко улыбаться. Да, взгляд был явно не того человека, что читал журнал о рептилиях и тем не менее это был он.
- Спасибо – пробормотал я и с ужасом понял, что сейчас именно я олицетворяю того робкого и заикающегося человека, что ехал со мной в купе с самого начала. Это было как гром среди ясного неба. Поднявшись, я ощутил свои ноги. Они словно ватные, подкашивались, хотя страха я не ощущал, скорее меня разбирало любопытство и азарт всей ситуации. Как пьяный я обошел столик и поднял с пола вилку. Человек стоял на месте, явно ожидая моих дальнейших манипуляций. Буквально плюхнувшись на стул, я посмотрел на него. Он уже не улыбался, а изучал меня как психотерапевт или… как питон, выжидающий, когда глупый мангуст подойдет поближе, готовый нанести последний удар. Мне стало не по себе и спросил:
- Я чем-то могу вам помочь?
Мне показалось, что я увидел на его лице изумление и тут он расхохотался.
- Помочь мне? Что вы! Скорее наоборот.
И он снова засмеялся. Смех был немного металлическим, но добрым. Я не знал как себя вести дальше.
- Мы еще встретимся – сказал этот господин и покинул ресторан.
Секундой позже, я пришел в себя и подбежал к двери выхода. Середина двери была стеклянной, и было видно тамбур. Прислонившись к ней, я всмотрелся. Никого. Не может быть. Открыв дверь, я выглянул. Никого. Помня, что я еще не оплатил счет, мне пришлось вернуться в ресторан и расплачиваться. Это заняло минут пять. Отсчитав чаевые, я вылетел из него как потерпевший и метнулся через вагон. Плацкартники уже, по-видимому, делали на меня ставки, считая сколько раз за вечер я пронесусь мимо их носов. Это подтверждали улюлюканье и дикие взрывы хохота, а также звон посуды. Добравшись до купе, я рванул дверь. На меня смотрел тот же господин, но одежда его была опять помятой, взгляд несчастный и робкий. На столике красовался журнал с рептилиями. Он спросил, как там кормят и я ответил, что великолепно, но дороговато. Он опять рассеянно кивнул и уставился в окно. Сил больше не хватало ни на что. После ресторана я чувствовал себя измученным как после тяжелого физического труда. Решив, что на сегодня хватит, я достал флягу, сделал три глотка и отвернулся к стенке, чтобы уснуть.