hhhhhh Голос - это самое пленительное и самое неуловимое в человеке. Голос - это внутренний слепок души.
hhhhhh У каждой души есть свой основной тон, а у голоса - основная интонация. Неуловимость этой интонации, невозможность ее ухватить, закрепить, описать составляют обаяние голоса.
hhhhhh Об этом думал умирающий Теофиль Готье, говоря, что когда человек уходит, то безвозвратнее всего погибает его голос. Недаром сам Готье так тщетно, несмотря на всю точность определений, старался пластически выявить обаяние голоса в своей поэме "Контральто".
hhhhhh Но Теофиль Готье все же был неправ, потому что в стихе голос поэта продолжает жить со всеми своими интонациями.
hhhhhh Лирика - это и есть голос. Лирика - это и есть внутренняя статуя души, изникающая в то же мгновение, когда, она создается.
hhhhhh И мы знаем голос Теофиля Готье отнюдь не по описаниям его, а по его стихам. Знаем юношеский, патетически расплавленный голос "Альбертюса", знаем и зрелый рокочущий и воркующий, быстроскользящий, густой, с отливами застывающего металла голос "Эмалей и камей".
hhhhhh Смысл лирики - это голос поэта, а не то, что он говорит. Как верно для лирика имя юношеской книги Верлэна - "Романсы без слов".
hhhhhh Мы знаем, как по-разному звучит один и тот же размер у двух поэтов только благодаря различным интонациям голоса; как блоковское "И вновь блеснув из чаши винной..." не похоже на "Мой дядя самых честных правил...", хотя эти два стиха и по размеру и по ритму - тождественны. Мы знаем, как обыденные слова разговорной речи по-особому звучат в голосах различных поэтов: как у Федора Сологуба по-своему звучат "злой", "смерть", "очарование"; как у Брюсова звучит "в веках", "пытка"; как Бальмонт совершенно не похоже ни на кого произносит "Любовь", "Солнце"; а Блок "маска", "метель", "рука".
hhhhhh Голоса поэтов пережили на наших глазах большую эволюцию. Старые поэты "пели". Главное был напев. Напевов было немного. В них вправлялось все личное. Легко составлялся хор - школа. Пушкин в свое время ввел в русский стих четкую и сухую фразу - "прозу", которая подымала напевность соседних стихов до неведомой силы. Но эта благодарная пушкинская "проза" в стихе вскоре выродилась в однообразный речитатив, и голоса русских поэтов потонули к 80-м годам в однообразной и чувствительной напевности, синтез которой был дан Надсоном.
hhhhhh Французский "вер-либризм" приблизительно в ту же эпоху поднял мятеж против торжественно-однообразного гула Гюго, Леконт де Лиля и парнасцев.
hhhhhh Символизм был борьбой за права голоса, борьбой за более интимное слияние стиха и фразы, которое, в сущности, и создало "свободный стих".
hhhhhh Через это завоевание, совершенное в чужой речи, и русская лирика почувствовала себя внезапно свободной. Сразу зазвучали в русской поэзии, перебивая друг друга, несхожие, глубоко индивидуальные голоса, теперь нам хорошо знакомые.
hhhhhh Раньше всех ужалил ухо новой интонацией голос Бальмонта, капризный, изменчивый, весь пронизанный водоворотами и отливами, как сварка стали на отравленном клинке. Голос Зинаиды Гиппиус - стеклянно-четкий, иглистый и кольчатый. Металлически-глухой, чеканящий рифмы голос Брюсова. Литургийно-торжественный, с высокими теноровыми возглашениями голос Вячеслава Иванова. Медвяный, прозрачный, со старческими придыханиями и полынного горечью на дне - голос Ф. Сологуба. Глухой, суровый, подземный бас Балтрушайтиса. Срывающийся в экстатических взвизгах фальцет Андрея Белого. Отрешенный, прислушивающийся и молитвенный голос А. Блока. Намеренно небрежная, пересыпанная жемчужными галлицизмами речь Кузмина. Шепоты, шелесты и осенние шелка Аделаиды Герцык. Мальчишески-озорная скороговорка Сергея Городецкого.
hhhhhh После этого был период, когда все русские поэты со страстью изучали анатомию и структуру стиха, разнимали его на составные части, искали числовых соотношений, стремились "алгеброй разъять гармонию", найти основные законы благозвучия и свести многообразие ритма к простейшим формулам.
hhhhhh Конечно, при этом выражались и обычные опасения: "Значит, теперь всякий может писать совершенные стихи"; и осуждения: "Настоящие поэты создавали свои поэмы, ничего этого не зная и не изучая".
hhhhhh Но вот миновало лишь несколько лет, и в русской лирике уже обнаруживаются плоды этой аналитической работы над стихом. И выявляются они не в тех, кто анатомировал и разымал, а в молодых, чисто интуитивно воспринявших итоги их исследований.
hhhhhh У старшего поколения современных поэтов лирический голос оставался голосом декламирующим, голосом напряженным, звучащим с возвышения, являясь более или менее точной стилизацией их живого голоса.
hhhhhh У последних пришельцев стих подошел гораздо интимнее, теснее к интимному, разговорному голосу поэта. В старшем поколении это уже предчувствовалось в Ин. Феод. Анненском и намечалось в Кузмине. Теперь это слияние стиха и голоса зазвучало непринужденно и свободно в поэзии Ахматовой, Марины Цветаевой, О. Мандельштама, Софии Парнок.
hhhhhh В их стихах все стало голосом. Все их обаяние только в голосе. Почти все равно, какие слова будут они произносить, так хочется прислушиваться к самым звукам их голосов, настолько свежих и новых в своей интимности. "Значенье - суета, и слово - только шум, когда фонетика - служанка Серафима",- как говорит Мандельштам. О, это совсем не обработанный голос певца, наполовину ставший инструментом, а именно зацветающий звук голоса, произносящего случайные слова, иногда еще юношески ломающегося, но пленительного, как неожиданная статуя души, растворяемая временем в то самое мгновение, когда она возникает.
hhhhhh У меня звучит в ушах последняя книга стихов Марины Цветаевой, так непохожая на ее первые полудетские книги, но я, к сожалению, не могу ссылаться на нее, так как она еще не вышла. Но предо мной два сборника стихов Софии Парнок и О. Мандельштама, вышедшие в этом году, волнующие по-разному, но одним и тем же волнением. Волнением голоса, в который хочется вслушаться, который хочется остановить, но он скользит, как время между пальцев. <…>
hhhhhh
hhhhhh Мандельштам не хочет разговаривать стихом,- это прирожденный певец, и признает он не чтение стихов, а только патетическую декламацию; его идеал - театр Расина, когда "расплавленный страданьем крепнет голос, и достигает скорбного закала негодованьем раскаленный слог". <…>
hhhhhh Лучшие стихотворения "Камня" посвящены таинствам речи и голоса, которые он прочувствовал глубже всего. И вероятно, поэтому в мире пластическом он сильнее всего чувствует архитектуру; потому что не есть ли архитектура - камень, который стал словом, и не каждый ли собор звучит своим голосом? "И пятиглавые Московские соборы - с итальянскою и русскою душой", и Айя-София с ее "гулким рыданием серафимов", и Notre-Dame, где "как некогда Адам, распластывая нервы, играет мышцами крестовый легкий свод", Архангельский собор, "весь удивленье райских дуг" и Казанский: "распластался храм Господен, как легкий крестовик-паук". <…>
hhhhhh Голос Мандельштама необыкновенно звучен и богат оттенками и изгибами. Но настоящее цветение его еще впереди. А этот "камень" пока еще один из тех, которые Демосфен брал в рот, чтобы выработать себе отчетливую дикцию.
hhhhhh
hhhhhh
hhhhhh Полный текст статьи опубликован в кн.:
hhhhhh Максимилиан Волошин. Собрание сочинений. Т.6, кн.2. М., 2008, с.13-21
hhhhhh

hhhhh Трудно согласиться с Волошиным, говорящим, что «у старшего поколения современных поэтов лирический голос оставался голосом декламирующим, голосом напряженным, звучащим с возвышения, являясь более или менее точной стилизацией их живого голоса», когда прмером тому дается Иннокентий Анненский, пусть и «предчувствующий». Анненский не только не декламирует с возвышения, а наоборот – даст фору многим более поздним поэтам по тонкости и интимности стиха. Интересная в целом статья Максимилиана Волошина несколько перенасыщена оценочными характеристиками. Порой они чрезвычайно уместны, а порой…
hhhhh Забавно соотнести эту статью с предыдущей публикацией в «Школе дураков». Мысль о слабом восприятии казалось бы не столь важного содержания, позиционируемая в качестве новой сто лет назад, и теперь воспринимается как нечто новое в литературном творчестве. Волошин писал про поэтов начала ХХ века:«В их стихах все стало голосом. Все их обаяние только в голосе. Почти все равно, какие слова будут они произносить, так хочется прислушиваться к самым звукам их голосов, настолько свежих и новых в своей интимности». Юрий Орлицкий говорит о незначительности изменений, происшедших на поэтическом небосклоне: «Поэты во все века говорили примерно об одном и то же: о вечных истинах и о постоянных чувствах. Их «номенклатура», слава богу, почти не изменилась. А вот говорится о ней всегда по-разному, по-новому - даже самый-пресамый традиционалист всегда оказывается, если присмотреться, хоть в чем-то изобретателем (разумеется, если перед нами не чистокровный эпигон)».
hhhhh