Я верил в полтергейст, в бермудский треугольник,
В переселенье душ и силу пентаграмм,
Но как-то, зимним днём, пропив последний стольник,
Я понял, наконец, что это стыд и срам.

Поэт я или нет - ещё не всем понятно,
Но, коль не пьян, с утра сажусь писать стихи,
Порою говорю я странно и невнятно,
В словах моих полно словесной шелухи.

Меня ругаю все - и критик и читатель,
И говорят в сердцах - иди и выпей яд!
И только мой сосед, романтик и мечтатель,
Со мною поболтать всегда бывает рад.

И он мне дал совет: Бросай своё витийство,
Ты про любовь пиши, про зыбкий свет луны,
Но не пиши поэт, про блуд и про убийства,
А то ведь попадёшь в объятья Сатаны.

И ты кончай, мужик, свою некрофилию,
Бросай к чертям лолит и богохульный бред,
С петлёю не шути - затянется на вые
И в тёмный мир уйдёт очередной поэт.

Забудь хоть на часок об ужасах инцеста,
И отдыхай душой от жизненных тревог,
Пусть паруса стихов наполнятся зюйд-вестом,
Пусть горло греет шарф, а душу греет грог.

Забвенья не ищи в попытках суицида,
Пусть зреет виноград и яблони цветут,
Пусть соловьи поют, и нежные сильфиды
Как в юности тебе проходу не дают!

Вот так он говорил - легко и вдохновенно,
Он надо мной жужжал, как над цветком пчела,
И проповедь добра, не вдруг, а постепенно,
Отчаянья печать с души моей сняла.

Я яд не стану пить, не суну в петлю шею,
И на костёр всходить мне незачем теперь,
Катарсис пережив, я всё уже сумею,
И в новый, светлый мир ногой открою дверь!