СВОДОНЕБ

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...

Не рассорили - рассорили...

Марина Цветаева

(Магия, тепло, эрос: неизвестные величины)

Нам следует требовать от хорошего стихотворного перевода ровно того же, что Мандельштам требовал от поэзии: чужеродное тело должно все-таки оставаться живым в окаменелой форме, муха в янтаре - жужжать, вечно юная цикада поэзии - гудеть и стрекотать, а перевод - там, где это необходимо, - стучать, скрипеть или греметь.

Помимо магических свойств, стихотворный перевод наделен особой теплотой. Тексты давно ушедших, отделенных от нас большой временной дистанцией авторов сродни мертвым буквам, а потому в высшей степени нуждаются в тепле, их нужно разбудить теплом, если вы хотите найти в них признаки жизни. Речь идет о том, чтобы, оживив чужое слово своим собственным, самому согреться его теплом, наполниться его жизнью.
....

Что же такое перевод, если не форма исполнения, активное преобразующее чтение, воскрешающее и согревающее чужой текст?

Переводческое дело возникло и развивалось в центре эллинистической культуры, в египетской Александрии. Там появились семьдесят толковников, был сделан первый перевод Библии с еврейского на греческий. Эллинизм прочно связан с переводом.
В культуре перевод - точно такой же нагревательный прибор, который источает тепло, и в этом его назначение. И перевод - точно такая же культурная утварь, согретая человеческим теплом, чтобы осуществить свой "telos", свое назначениe. А может быть, стихотворный перевод - это и та теплая шкура, которой я - как некто Овидия в варварской Сарматии или Мандельштама в Сибири - накрываю какого-то погибшего поэта. И - если сказать еще точнее - которой я способен согреть холодную далекую букву.

Блаженное поражение

Поэтический перевод - это не только магический акт и ощущение тепла, но и в значительной степени момент эротический: желание "чужого" и стремление самому отдаться "чужому". Через чужое необходимо проникнуть в свое собственное, которое потом также может показаться самому себе "чужим". Перевод - это всякий раз магия, тепло и эрос. Я часто констатирую: "насильственно оторванный от своей накаленности" (как пишет О. Мандельштам), я становлюсь беспомощным, безъязычным. Если не испытываю эротического влечения к тексту, не желаю его или мне не хочется прикасаться к нему, если я не увлечен, не смущен им, - я тут же его забуду. Перевод лирического стихотворения с его родного, но чужого мне языка на мой собственный (ему незнакомый) - блаженная причуда, в которой скрыт, однако, большой потенциал. И никто не почувствовал этого сильнее, чем Мандельштам, который дал переводу благословение в лукавом четверостишии:

И может быть в эту минуту

Меня на турецкий язык

Японец какой переводит

И в самую душу проник.

Быть может, переводчик поэзии, этот вечный шаман, самозабвенно творящий свое маленькое волшебство, - единственный, кто имеет желание хотя бы мгновение собственной жизни быть тем самым "японцем".
Перевод так называемого "чужого" привносит радостное чувство отдаления от самого себя. Однако в этом кажущемся отчуждении посредником все-таки является наша собственная речь. Человек обитает в речи: она осваивает его с течением лет, руководит им.

Я готов признать, что самая суть перевода - магия, шаманский культ. Переводчик - блаженный побежденный, проигравший самому себе. В стихотворении 1911 года "Отчего душа так певуча" Мандельштам так определил эту формулу самоотречения: "И, несозданный мир лелея, /Я забыл ненужное "я"".

Перевод - это всегда таинство разъединения с самим собой, светлое рождение "другого" в себе.

Если перевод, понятый как магический акт, не есть попытка отправиться в неизвестное, то это путешествие приведет под откос, на свалку общих мест, в преисподнюю забвения. С каждой поездкой деятельный пациент заново обновляет здравую лирическую традицию родной речи, обогащая и изменяя ее. Путь этот непрост, лихорадочен, полон риска. Но какое счастье, если в конце странствия больной чувствует чье-то прикосновение: "нежный лед руки чужой".

http://magazines.russ.ru/voplit/2009/2/d4.html

Полностью статья опубликована в “Вопросах литературы» №2 2009 гг