Остывшим присветом
остаток пыла милого
такого города, а улица,
прочистив глотку, поет теперь
так тонко,
и сквозняки подземных переходов:
"Не возвышайся, это ни к чему".
Соленых ртов красноречивые надрывы
вольют по слуху серые тона,
оставят два надреза и умолкнут,
да не забыв слюною едкой зализать
те кровоточины.

А где-то колокол гудит,
пуская ком по крышам спелый,
и память, как святые мощи,
благоухает ладаном и тленом.