Бог не дал человеку таланта
видеть краски, услышать Бетховена...
Глянет он на картину Рембранта,
ценит: -"Да, неплохая штуковина"
Красота за живое не тронет,
не волнует ни небо, ни радуга...
Про таких говорят: он дальтоник
и медведь наступил ему на ухо.

И жену взял не шибко красивую,
а порою бывает сердитою...
Только видит он Марью Васильевну
лет поди уж полста Афродитою.
Время съело былые округлости,
краски стерты годами и бедами,
но чурбанам, что нежность, что грубости,
а дальтонику краски неведомы.

И она ему ангелом видится,
даже в старом потертом халате,
среди ночи к любимой подвинется
или днем подойдет и погладит.
А, когда она вдруг полотенцем
обовьет его, в кухне колдуя,
замирает тщедушное сердце
от ее одного поцелуя.

Мужики провоцируют - пробуют,
Клавку шлют подождать у порога:
-«Как ты знаешь, что Марья особая?
Ты ж другую во веки не трогал?!..»

Он на танцах для храбрости тяпнет,
пригласит одиночку унылую,
потанцует, помнётся... и ляпнет:
-«Вы красивая ...Только не милая».

Бог не дал человеку таланта –
перед ним даже музы бессильны.
Смотрит он на картину Рембранта,
видит Саскию - Марьей Васильевной.

"Бог не дал человеку таланта
видеть краски" и слышать музыку...
Наделил Он любовью к женщине,
Настоящей любовью, чистою.
Ни халаты, ни папильотки, ни
Гарь кастрюль, ни зловонье брани
От любимой не отворотят,
От любимой не расколдуют.
Даже если и видит краски он,
Или музыку слышит сладкую,
Для него это всё любимая:
Бигудёвая и крикливая...