Ирина Машинская.
Поэт. Родилась в 1958 г. в Москве. Окончила географический факультет и аспирантуру МГУ. Вела детскую литературную студию в Доме Пионеров. Эмигрировала в США в 1991 году. Живет в пригороде Нью-Йорка, много лет работала учителем математики и естествознания в старших классах. До эмиграции почти не печаталась, с 1992 года - публикации в литературных изданиях США, Франции и России; пять книг стихов. Соредактор (вместе с Олегом Вулфом) журнала "Стороны Света".
ВЕТЕР
Сидите тихо, господа,
у них там ружья наготове.
И не играйте на гитаре,
и не ходите никуда.
Зачем крутится ветр в овраге?
Подъемля пыль, идут варяги.
Несут хоругви боевые,
корявые, как никогда.
Слышь, лес ползет, сухое днище.
Вот гнет сосну, что кнутовище.
Вот нож кладет за голенище
пока молчавший тамада.
Зачем бросать в бороздку семя,
зачем носить пустое имя,
зачем, зачем бродить со всеми?
Ведь ты один, как никогда.

Если кто может, объясните мне, о чём тут ваще речь??? Ветр в овраге меня просто убил...

Ваш выбор, Борис, отличается вкусом. Нашли с чем сравнивать))
Я вот думаю, что авторша что-то прочла, о чем-то подумала, ее схватила за левую заднюю пятку умная дума, а за правую - мысли о судьбах человечества. И вот...

Настоящая псевдоинтуитивная поэзия вот, не помню имени поэтессы, она с Рифмы ру:

А казалось, в Зимбабве ничуть не редеет листва,
комары только жалят лодыжки до дырок в печёнке.
Там крупицы Виктории вальсы танцуют: раз-два-
и фламинго роняют из маток сопливых птенчонков.
Там в ущельях ущелья души, обнажившись от сих
до ложбинок, царапнутых мягким чебуку в нокдаун
кувыркаются, сотню дрожаний, наивно-простых,
открывая, хотя до того их не знали годами.
Ионеску табун носорогов, чернее, чем Аф,
на помывку ведёт к Лимпопо и их гладит по попкам,
и парит над рекой, как туман, чернозубый шаман,
улыбаясь чужинцам, в кой-сон возмутительно робким.

Нам не снилось Зимбабве лишь рык леопардовых мод,
мордобои, припадки, сафари воров и вороньи
калькуляторы, вшитые в мёд телефонных немот,
вальпургиевы ночи на горьких руинах Вероны,
пересказы романов, которых писать ни к чему,
простотамность не связанных общим дыханьем отелей,
смуглый бог, выдающий за счастья пакет шаурму,
автомат, угрожающий выстрелить чеки отдельно

Только знаешь, однажды, в колени зажав простыню,
отстранив через силу похабный дайл-ап косолапый,
я пойму, что устала снотворным в экране тонуть,
приземляясь, как кошка, на боль нецелованных лапок.
Протяну руку дому, что дохнет от вальсиков свай,
благородно дарившему мне право бегства на шлюпке.
И тебе напишу: шелушится в Зимбабве листва
и фламинго с неистовой лёгкостью давят скорлупки
нерождённых птенцов.
Это всё.